Руди Рюкер: Что случилось с Гудини?

— У вас найдется что-нибудь перекусить? — спрашивает священник.

Католик — плечистый молодой блондин. Кажется, что под его сутаной скрывается одна из горгулий Нотр-Дама.

Раввин невысокого роста, в черной ермолке и с тощей бородкой. У него рот Франца Кафки, губы дрожат и кривятся, словно от тика, он часто показывает зубы.

— Насколько я понял, после возвращения нам в терминале накроют завтрак.

Священнику за все про все заплатили две сотни, раввин получил триста. У него более известное имя. Если побег пройдет благополучно, то они примут участие и в следующих представлениях в качестве свидетелей. Это им обещано.

«Грязная Леди» не слишком велика, и куда бы ни смотрела камера Эдди, белый кокон Гудини или хотя бы его часть всегда находится в кадре. Впереди, над креслом пилота, виден профиль Джонни Г., симпатяги Джонни, который сейчас выглядит не лучшим образом. Его верхняя губа усеяна каплями пота — результат похмелья. Переход к мирному времени дается Джонни тяжело.

— Поднимай малютку вверх по спирали, — негромко напутствует Джонни Лысая Покрышка. — Знаешь диванную пружину, Джонни? Вот так.

В квадратном иллюминаторе видно, как горизонт наклоняется и начинает медленно скользить по кругу. Так продолжается до тех пор, пока бомбардировщик не достигает белого облачного одеяла и мир не скрывается в тумане. Макс следит за альтиметром, время от времени оглядываясь на камеру и весело скаля зубы. Они вырываются из молочного марева, и яркий солнечный свет заливает раскинувшуюся во все стороны бескрайнюю облачную страну — Джонни правит прямо на солнце… если его не остановить, он будет поднимать свою железную птицу все выше и выше… но они набрали уже достаточную высоту.

— Приготовиться к бомбометанию! — кричит Лысая Покрышка. Католический священник осеняет себя крестным знамением. — Огонь!

Нытик Макс дергает рычаг бомбосброса. Крупный план: белая гусеница Гудини в похожем на гроб бомбодержателе. Распахивается люк, и чуть согнутый белый огурец начинает медленно падать вниз, в облака. Но вот поток воздуха подхватывает один его конец, и белый червяк начинает крутиться, вся быстрее и быстрее, — на фоне ярко-белых в солнечном свете клубов небесного пара он кажется почти серым.

Эдди удерживает Гудини в кадре, пока это возможно. Мастер побегов несется навстречу плотным округлым облакам, похожим на сваленные кучей куриные яйца. Внезапно Гудини начинает освобождаться от пут. Можно видеть, как полоса бандажа трепещет в потоке воздуха и тянется за ним длинным вымпелом, но вот — хлоп! — Гудини исчезает в облаке.

Бомболюк закрывается, и камера возвращается к тем, кто находится внутри бомбардировщика. Эдди и звукооператор обходят присутствующих, интересуясь их мнением по поводу того, удастся ли Гудини выбраться на этот раз.

— Уверен, что да, — первым отвечает раввин.

— Понятия не имею, — отзывается католик, уже мечтающий о завтраке.

— Не представляю, как он сможет теперь спастись, — это Нытик Макс. — По идее, ему предстоит врезаться в землю на скорости две сотни миль в час.

— Всем нам когда-то приходится умирать, — таково мнение Джонни Г.

— На его месте я попытался бы устроить из бандажей ленточный парашют и тормозить им, — Лысая Покрышка.

— Это невероятно, — мировой судья.

К тому времени, когда «Грязная Леди» возвращается на аэродром, из облаков начинает сеять мелкий дождь и широкие покрышки шасси уже разбрызгивают лужи. Первым выбирается Эдди и снимает высадку участников и их шествие к небольшому терминалу, где нет совершенно никого, кроме…

В дальнем углу зала ожидания спиной к вошедшим стоит человек в пижаме и увлеченно гоняет шарик в автомате с пинболом. Он курит сигару. Кто-то окликает его, и он поворачивается. Гудини.

Где бы Гудини ни устраивал свои трюки, его везде сопровождает престарелая мать. Злые языки утверждают, что она любит наблюдать за ловкими проделками сына. Однако на этот раз на пожилой леди лица нет, из ее глаз текут слезы, седые волосы всклокочены. Очень много их рассыпано по полу вокруг инвалидного кресла-каталки.

По возвращении домой Гудини немедленно падает на колени и молит мать до тех пор, пока не получает от нее разрешения продолжить съемку фильма. Рабштейн из «Патэ» уверяет, что для полноты картины не хватает еще пары трюков.

— А уж затем — никакой магии! — торжественно клянется Гудини. — Я присмотрел магазинчик музыкальных товаров — денег хватит.