Другой кузен, переехавший из Нового Орлеана после наводнения, рассказывал, как видел на волнах целый шар из рыжих муравьев, живой и блестящий. Очевидно, так насекомые спасались от полного вымирания. «Вот и мы, – подумал тогда Тито, – чтобы выплыть в Америке, держимся друг за друга на плотике общего ремесла. Нас меньше, но наша сила – в протоколе».
Порой он смотрел российские новости на «Russian Network of America» [17]. Со временем начало казаться, что голоса ведущих доносятся из далекого сна или с борта глубоководной подлодки. Интересно, каково это – совсем потерять язык?
Мужчина отжал мыльную воду, заново наполнил раковину и, оставив носки отмокать, вытер ладони о старую футболку, висевшую рядом вместо полотенца.
Окон в квадратной комнате не было, только белые гипсокартонные стены и стальная дверь да высокий бетонный потолок. Порой Тито лежал на матраце, пытаясь разглядеть вверху границы между замазанными листами фанеры и окаменелые следы потопов с верхнего этажа. Других постоянных жильцов здесь не было. Квартира соседствовала с фабрикой, где кореянки шили детскую одежду, и еще одной мелкой фирмой, имеющей какое-то отношение к Интернету; да и саму ее, в действительности, дяди снимали в аренду. Когда помещение требовалось им для некоторых дел, Тито ночевал на кушетке «Икея» у Алехандро.
Ну а в его комнате, кроме глубокой раковины, был еще туалет, электроплитка, матрас, компьютер, микрофон, динамики, клавиатуры, телевизор «Сони», утюг и гладильная доска. Одежда висела на допотопного вида железной вешалке на колесиках, обнаруженной на обочине Кросби-стрит. За одним из динамиков стояла синяя вазочка из китайского универмага; эту хрупкую вещицу Тито втайне посвятил богине Ошун, известной среди католиков Кобре под именем Пречистой Милосердной Девы.
Подключив клавиатуру «Касио» к длинному кабелю, он пустил в раковину с носками горячую воду, взобрался в очень высокое режиссерское кресло, купленное в том же универмаге на Канал-стрит, и, кое-как пристроившись в люльке из черной парусины с «Касио» на коленях, погрузил ноги в теплую мыльную пену. Потом закрыл глаза и коснулся пальцами кнопок. Тито подыскивал звук, похожий на потускневшее серебро.
Если сыграть хорошо, быть может, музыка наполнит пустоту Ошун.
Кутаясь в пальто «Пол Стюарт», украденное месяц назад в закусочной на Пятой авеню, Милгрим смотрел, как Браун отпирает обитую сталью дверь парой ключей из прозрачного пакетика на молнии – точно в таком же Деннис Бердуэлл, знакомый дилер из Ист-Виллиджа, хранил кокаин.
Но вот Браун выпрямился и пробуравил Милгрима уже привычным взглядом, исполненным злобного презрения.
– Открывай, – приказал он, переступив с ноги на ногу.
Милгрим повиновался, но прежде чем взяться за ручку, обмотал ладонь толстым черным шарфом шведской марки «H&M».
Дверь распахнулась. В темноте слабо тлела красная искорка индикатора – должно быть, от выключенного компьютера. Милгрим шагнул вперед, не дожидаясь толчка в спину. Сейчас его занимала крошечная таблетка ативана [18], которая тихо таяла под языком. Она еще не успела раствориться до конца, еще неуловимо ощущалась кожей, напоминая микроскопические чешуйки на крыльях бабочек.
– И за что его так назвали? – рассеянно произнес Браун, методично обшаривая комнату нестерпимо ярким лучом фонаря.
Милгрим услышал, как за спиной закрылась дверь и щелкнул замок.
Брауну было несвойственно думать вслух; видимо, в этот раз он здорово перенервничал.
– Как назвали?
Меньше всего сейчас Милгриму хотелось говорить. Он бы с радостью сосредоточился на мгновении, когда таблетка тает под языком на грани бытия и небытия.
Круг света остановился на складном режиссерском кресле возле какой-то казенного вида раковины.
Судя по запаху, не лишенному некой приятности, в комнате явно кто-то жил.
– Почему его так назвали? – повторил Браун с намеренно грозным спокойствием.
Он был из тех, кто не любит лишний раз произносить имена или упоминать понятия, которые ставит ниже себя по причине их недостаточной важности либо иностранного происхождения.
– Волапюк, – догадался Милгрим, как только таблетка исполнила свой знаменитый трюк с исчезновением. – В качестве ключа при составлении текстов берется визуальное сходство с русским алфавитом, кириллицей. Используются и наши буквы, и даже цифры, но только по принципу сходства с буквами кириллицы, которые они больше всего напоминают.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу