Джефф Нун - Вирт [litres]

Я услышал последнюю балладу Динго – «Венера в Шерсти» – мягкий, приглушенный звук.

И тут вдруг раздался голос:

– Это ты, Скриббл?

Голос Бриджит из-за двери.

У меня было Существо. У меня было Изысканное Желтое. Я мог просто слинять оттуда.

Но вместо этого я шагнул вперед.

– Как ты могла, Бриджит?!

Она подняла голову и сонно взглянула на меня. Ее глаза были полны грез, и красный румянец расцветил ее обычно бледную кожу. Она лежала на смятой кровати, одетая лишь в мужскую белую рубашку и кружево теневого дыма. В комнате было темно, за исключением дрожащего света свечи у края окна. Лазурное пламя; мягкий, бледно голубой свет.

– Свеча стоит на окне для тебя, Скрибб, – сказала она. – Я знала, что ты меня найдешь.

– Только поиски заняли слишком много времени, – сказал я.

На кровати лежал какой-то мужчина, накрытый покрывалом. У него было красивое лицо, длинные коричневые волосы; если в нем было что-то от собаки, то очень немного. Одной рукой он любовно поглаживал шею Бриджит, в другой – держал раскрытую книгу. Я разглядел выпуклый золотой заголовок, сонеты Джона Донна.

В отблесках голубой свечи спальня выглядела чистой и человеческой. Пахло цветами и ладаном. Как я понимаю, по большей части, это была работа Бриджит; попытка замаскировать запах псины. И ей это удалось, но лишь отчасти; собачий запах задержался здесь, как одна из басовых нот Динго.

Я представил, как Бриджит высаживает это маленькое человеческое пространство в самом сердце Дерьмовилля – высаживает, словно сад. Но зачем, почему? По какой причине?

И почему я – последний, кто это спрашивает?

Карли тоже лежала в кровати с молодой парой. Она пыталась скинуть покрывало, просунув под него нос; ее розовый зад задран кверху.

Твинкль сидела в кресле, наблюдая за игрой Карли.

Я смотрел на все это с лестничной площадки, по-прежнему сжимая в руке нож для резки хлеба.

Бриджит прикурила сигарету в голубых тенях.

– Мы пришли, чтобы забрать тебя отсюда, – сказал я.

Бриджит повернулась ко мне – ее рот полон дыма, – и улыбнулась своей прежней сонной улыбкой.

– Посмотри на Существо, – закричал я. – Посмотри, что они с ним сделали!

– Да? – отозвалась она, и ее голос был манерно медлителен.

– Они его жрали!

– Жрали кого?

Я вздохнул.

– Бриджит…

– Кстати, а как поживает Битл, Скриббл? Он все еще издевается над тобой?

– Битл замечательно поживает.

А что я должен был ей сказать? Битл доживает свои последние мгновения. Он отчаянно хочет увидеть тебя еще раз, перед тем, как умрет от цветов, так почему бы тебе не пойти со мной – прямо сейчас, легко и непринужденно?

Проняло бы ее или нет?

И куда, черт возьми, пропал этот чувак?

– Это мой друг, Убер, – сказала она молодому мужчине, что лежал рядом с ней. – Скриббл.

– Доброе утро, сэр, – его голос слегка отдавал собачьей хрипотцой. – Очень рад познакомиться.

– Скриббл, это Убер, – сказала мне Бриджит.

– Как ты могла, Брид?! – закричал я. – Скажи мне!

Бриджит подняла на меня свои сонные глаза, и в голубом свете они выглядели, как драгоценные камни.

– Убер – очень хороший. Он водит меня тусоваться.

– Ага. Например в этой засранной дыре.

Убер отшвырнул одеяло.

Карли грохнулась на пол вместе с одеялом, вернее – грохнулась бы, но Убер успел подхватить ее. Он был сильный и молодой, и поднял собаку без особых усилий. Карли не возражала. Эта робосука была влюблена! Она уселась у него на коленях.

Убер и вправду был очень красивый.

Идеальный половинчатый микс. Такое случается один раз на тысячу. Выше пояса он был человеком, ниже пояса – собакой. Он спустил на пол свои покрытые шерстью лапы и сел на кровати, держа Карли у себя на коленях. Она водила носом и тянулась к нему, норовя облизать лицо. Убер отвернулся от нее и взглянул на меня – медленно и тяжело.

– Я так ждал этой встречи, – сказал он мрачным голосом. – Бриджит очень много о вас рассказывала. Судя по этим рассказам, вы – замечательный человек. Она всегда очень лестно о вас отзывалась, сэр.

Я не ответил.

Тени менялись в дыхании свечи.

Он протянул мне руку с длинными пальцами. Острые когти выходили из мягких подушечек каждого пальца, и когда он улыбнулся, я заметил, что у него заостренные зубы – собачья черта в человеческой половине.

– Что не так? – спросил он. – Вы не хотите пожать мне руку, сэр?

Он мог по желанию втягивать и выпускать когти, и сейчас он втянул их, но меня это не вдохновило.