Александр Шакилов - ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МУЖЧИНЫ

А для безлыжного быдла есть внутренние лифты небоскрёбов и снегоходы на воздушных подушках. Пускай пользуются, не жалко.

А мне надо успеть в гости к дорогому Гюнтеру. Сегодня у моего закадычного дружка-командира особый день – он передаёт сыну лыжи, вторую семейную пару. Отныне его лоботряс Кари будет настоящим мужчиной и полноправным гражданином.

Немного о Кари. Щуплый, жидкие волосёнки, близорукие глазки. Не воин.

Зато мой мальчик: высокий, стройный, сильный и ловкий. Умён. И у него сегодня день рождения. Я решил сделать ему особый подарок.

Я решил подарить ему лыжи Кари.

Прости меня, Гюнтер. Прости, дружище.

Весь мир – огромный сноупарк. Все мы, настоящие люди, состоим из абсолютного контроля: мы контролируем скорость и баланс движений.

Я – контроль. Я – баланс.

Отталкиваюсь от края парапета, распрямляю ноги, напрягаю мышцы. Я в воздухе. Обжигающе холодные встречные потоки пытаются опрокинуть меня. Позади – погоня.

Группируюсь, приземляюсь, пружиню лодыжками. Длинный чехол с подарком болтается за спиной, почти не мешает. Почти – не считается.

Из-за ангара воздухозаборника, растопырив когти-кинжалы, атакует белая тварь. Только снежных барсов мне и не хватает! Не останавливаясь, шлёпаю киску палкой между ушей – плашмя, чтобы не убить, но раздразнить. Пусть мои преследователи позабавятся с симпатичным котёнком, таким ласковым и пушистым.

Смертельно пушистым.

Противно вибрирует трансивер, вживленный в челюсть: стандартные три диапазона, термоядерная микробатарейка в зубе мудрости.

– Алекс, что ж ты?!.. Что ж ты, Алекс?!..

Оптика заднего обзора проецирует на внутренний экран маски приятное зрелище: одного из бойцов Гюнтера кошка таки достала. Замечательно. Теперь их всего лишь пятеро. Дай боже, справлюсь.

Десяток лыжных палок одновременно пятнают алым спину барса.

– Алекс, что ж ты?!..

Прости меня, Гюнтер. Но я слишком люблю снег, я не хочу умирать.

…я проснулся оттого, что сын подкрадывался в темноте. Он боялся промазать, и потому решился подойти как можно ближе – победитовый наконечник лыжной палки хищно подрагивал в невнятном свете ночника.

Я резко вскочил, остриё едва не проткнуло мне диафрагму. Почти. Ибо я умею избегать глупой смерти, я самурай – на рукаве моей куртки красуется нашивка: цветущий эдельвейс, отличительный знак клана Мизуно.

Я вырвал палку из рук родного сына. Я был так взбешён, что, чуть было, не задушил его темляком, я даже хотел насадить юное тело на стержень, но… Я вспомнил себя, я был таким же когда-то, очень давно – семнадцать лет назад.

– Джи, – сказал я сыну, – ты хочешь стать мужчиной?

– Да, – ответил сын. – Хочу.

– Время пришло? – спросил я, и голос мой задрожал, во рту пересохло.

– Пришло, отец, – Джи присел на край пластиковой циновки, чинно сложив руки на коленях и потупив взор. – Я не хотел, я сам… но… Ты вынуждаешь меня, отец.

– Нет!! – закричал я, разбудив Мирру. – Нет!! Мы сделаем иначе!! …утром я надел термобельё, защиту, брюки и куртку. Шлем и маску. Извлёк из чехла лыжи, снял палки с подставки. Проверил крепления, затянул потуже ботинки.

И вышел из норы.

– Санечка, что ты задумал? Санечка? – заплакала жена, и слёзы её превратились в льдинки и осыпались на соболиный воротник комбинезона.

Я не ответил, я улыбнулся, встал на лыжи. На рукаве моей куртки следы от споротой нашивки. Ещё вчера там цвёл эдельвейс.

Торсионная жесткость и продольная мягкость, широкие пятки и носки, система виброгашения и палладиевые канты – великолепный дизайн! – это мои лыжи, моя мужская гордость. Моё наследство.

Уже три часа я петляю по городу, я – заяц-беляк. Позади волки. Нет, позади тигры. Волкам заяц – пища, тиграм – жертва, кусок мяса, отравленного радиацией.

Гюнтер, я уверен, сразу же отправил лучших буси к моей старой норе. О, как, должно быть, он разочарован. Кровь за кровь, семья предателя должна умереть, да только убежище пустует пару месяцев и промёрзло насквозь. Так уж получилось, я забыл предупредить командира о передислокации.

Я – ронин.

Я оставляю чёткие следы на снегу, я прыгаю с крыши на крышу, я спускаюсь на лыжах по вертикальным стенам небоскрёбов. Я не боюсь бетонных ущелий промзоны, разрушенной ядерными взрывами, я ныряю в цеха заводов, захламлённые станками и мумифицированными трупами рабочих. Мне плевать на счётчик Гейгера.

Ещё мгновение назад преследователей было всего лишь пятеро. А теперь… Да, Гюнтер, всегда был отличным стратегом, он смог вычислить мои петли и послал самураев наперерез.