Грин Грин - Кетополис - Киты и броненосцы

Шампанское щекочет небо. Хорошо.

— Вам уже хватит, Генрих. Оставьте мальчика в покое.

Она осекается.

Пауза.

Я с силой швыряю бокал в пол и выхожу.

…Вообще-то, нам обоим было достаточно. В отличие от невменяемого Тушинского, я это прекрасно понимал. Но меня неожиданно взбесило это "мальчик". Если бы меня отвергли, я бы ушел отверженным. Это почетная капитуляция, уходим под барабанный бой, распустив знамена. Но так! Так!

В общем, кровь должна была пролиться.

…Меня трясет. За моей спиной разливается запах шампанского — липкий, сладкий. Просачивается в щель под дверью. Я врываюсь в гостиную и с разгону натыкаюсь на человечка в дешевом партикулярном платье. Черт, он-то откуда взялся? Жидкие светлые волосы. Человечек оборачивается, чтобы возмутиться, открывает рот…

На редкость уродливая рожа. Я говорю:

— Будете моим секундантом?

— Я-я? — "уродливая рожа" еще и заикается. Прекрасно!

— Да.

— Это т-так… я н-не знаю, что сказать…

— Скажите: всегда к вашим услугам, господин Дантон.

Белесые брови поднимаются и опадают.

— Я-я к вашим… — он спохватывается: — Н-но я же н-ничего не знаю!

— Тем лучше. Сейчас я вам все подробно объясню. Вы тонкий человек, вы поймете. Мне нанесли страшное оскорбление, — я голосом выделяю "страшное". Мне весело, я уже все решил. Человечек покорно кивает. Бедняга. Похоже, он из тех, кто вечно "делает услуги". А ведь молодой совсем. — Кстати, как ваше имя?

— П-по… — он мучительно выгибает брови. — Я-ян П-по…

— Отлично! Так вот, дорогой Ян. Вы любите оперу?

Похоже, это окончательно сбивает его с толку.

— К-конечно.

— А я — нет. Так вот, о деле. Я оскорблен…

В груди у меня вдруг оказывается нечто мертвое. Точно на месте сердца — резиновый кальмар, распустивший вялые щупальца.

— …и желаю драться.

Давайте поговорим о ненависти.

Я ненавижу: Ноты и клавиры.

Ненавижу: либретто и гаммы.

Гремящий рояль в гостиной.

Мужские распевающиеся голоса.

А-а-А-а-А-А-а.

Ненавижу.

Ария клокочущей ненависти для низкого голоса и фортепиано, исполняется в тональности "ре минор".

Еженедельные музыкальные вечера у Дантонов. Отец высокий, сухощавый, в гражданском костюме в тонкую полоску, черный галстук. Встречает гостей. Мама за роялем (белое платье… низкий приятный голос, теперь редко поет сама, часто хворает… жаль, красивая женщина, слышу я голоса), впервые вышла после долгой болезни. Она худая и бледная, играет чуть неловко, механически, часто сбивается — но все вокруг уверяют, что она прекрасна. Да, прекрасна! Увлеченные люди.

А потом они начинают петь…

Я знаю, что вы хотите спросить.

Да, я умею.

— АААА, — я опираю голос на грудь. Он взвивается под потолок, летит вперед, наполненый металлом и обертонами, поддержаный посылом и вибрато. — ДЕЕ-ЛИИИ-ДААА! — раскатываю я начальную фразу из "Левиафана".

По крайней мере, меня учили.

Воспоминание юности: меня заставляют.

На самом деле я тайно готовлюсь к поступлению в Навигацкую школу — туда принимают с четырнадцати. Под подушкой у меня учебник математики, голова заполнена уравнениями квадратного корня, в пальцах — сплошная тригонометрия. Я мечтаю быть моряком и совершать подвиги, как Морской Гром (нет, Гром уже — для маленьких!). Как Горацио Хорнблауэр.

А меня знакомят с новым учителем. Маэстро Доменико Туччи.

Где родители брали этих итальянских маэстро? Выписывали по почте? Кетополис все-таки не Европа. Здесь не ткнешь пальцем в первого попавшегося гондольера, чтобы он оказался учителем пения.

У отца был красивый, хотя и слабоватый, тенор. У мамы — драматическое сопрано. А я иногда переходил на такой бас, что люди пугались…

Взросление. Ломка голоса.

Маэстро должен был помочь мне ее пережить. С наименьшими потерями — я ведь будущая звезда. Хотя уже и не красная и не сморщенная — мое упущение, каюсь. К тому времени я уже смотрел на няню сверху вниз. Представлял, как подхожу к ней в морском мундире — суровый и обветренный, со шрамом через левую щеку — встаю на одно колено и дарю букет скромных фиолетовых цветов. Она, конечно… А я… Дальше обычно начинались эротические фантазии. Впрочем, я отвлекся.

Искусство бельканто. Ненавижу!

Маэстро говорит мне: представьте, молодой человек, что у вас пустая голова (надеюсь, труда это не составит?) и медленно, аккуратно направьте звук в свод черепа. Если почувствуете в голове нарастающий звон — значит, вы все делаете правильно. Это включаются верхние резонаторы. Затем вам нужно мысленно соединить вибрации диафрагмы с вибрациями черепа. Тогда начнет звучать все тело.