Александр Зорич - Последний аватар

Генеральный Политический Комиссар наставил указующий перст на дерзкого и сказал "кх-х". Перед ним застыл соляной столп, бывший некогда комтуром Герцогства в аватаре класса Гильгамеш.

— Хорошая магия, правильная магия, единственно верная магия у товарища Кетцаля! — подхалимски ввернул преданный телохранитель Салмаксова по кличке Гюнтер, неотступно следующий за ним повсюду в аватаре немецкой овчарки.

Тихий поначалу бой африканских барабанов стал достаточно громок, чтобы его можно было расслышать даже сквозь грохот последней ночи Китежа. Потом появились и другие звуки.

Центурион-примипил Седьмого Гренадерского Легиона имени Идеального Катарсиса, возглавляющий в третьем резервном эшелоне когорту огневой поддержки, отшвырнул древко славного красно-черного штандарта и с нечеловеческим воплем бросился бежать, не разбирая дороги.

На вверенную ему когорту, сплошь составленную из свеженьких, блестящих "шатунов", наполз гремящий, шипящий, перешептывающийся морок.

Хаос звуков постепенно перешел в чавканье и похрустывание. Спустя несколько минут мгла рассеялась. На месте когорты расплывались желтым туманом несъедобные останки "шатунов".

Воинский трибун Тринадцатого Гренадерского Легиона опасности не почувствовал и никуда не бежал. Он был обернут плотным сгустком хищной виртуальной флуктуации и съеден на месте, поскольку сам являлся шатуном. От него остался только почетный офицерский кортик с памятной гравировкой. Презент самого Генерального Политического Комиссара.

Цверги постепенно входили во вкус.

Реальные актанты в аватарах первых четырех классов их не видели, но чувствовали. Из ничего возникал леденящий ужас и они ударялись в повальное бегство.

"Шатуны" страха за свою жизнь испытывать не могли по определению. Они гибли, не осознавая факта своей гибели, как до этого не осознавали факта собственного существования.

И только Салмаксов, наделенный аватаром класса Зу-л-Карнайн и способностью видеть то, что недоступно остальным, пережил весь ужас этой ночи в полной мере.

17

В 22.47 по среднерусскому времени, в Марьинский Координационный Центр поступил сигнал медицинской тревоги. На место происшествия вылетел вертолет неотложной медицинской помощи.

Однако, врачами было установлено, что сердце у господина Ефима Салмаксова в полном порядке. Лидер СПС нуждался в медицинском вмешательстве иного рода.

Через полчаса вертолет с господином Салмаксовым на борту приземлился на территории Канатчиковой Дачи.

— Здорово, мужики! — ощерился рослый санитар, заталкивая в палату брызжущего слюной Салмаксова. — К вам тут какой-то Кетцаль.

Палата была с "испанским" уклоном. Двое Кортесов, Писарро и Торквемада с интересом воззрились на вошедшего.

18

— Пойдем, пойдем… Пойдем, Фродо сын Дрого. — Хотой загадочно ухмыльнулся.

Августин только-только вышел из оцепенения, вызванного "Сердцем Тайги", и плохо понял о чем это Хотой — наверное, о каких-то своих якутских духах…

Двери перед ними расступились и в лицо двум изможденным победителям уставились стволы пяти М-27.

— Господа, мне было очень приятно познакомится с вами. Но я вынужден арестовать вас, — вежливо, но непреклонно заявил Стэнли Мэрдок. Он ощущал себя хозяином положения.

— Это правильно, — согласился Хотой. — Но на вашем месте я бы поспешил в Шереметьево, на борт "Пандоры". В противном случае через полчаса арестуют вас.

Зрелище, которое предстало их взорам, было действительно внушительным. Коротко остриженный газон перед парадных входом в Главный Корпус был полон праздношатающихся людей.

Костры — рукотворные и нерукотворные — восполняли нехватку освещения, которое неспособны были обеспечить ни полная луна, ни звезды.

По расчетам Августина, было уже далеко за полночь. Вокруг ближайшего к крыльцу костра сидели натуралы — те, кто уцелел в кровавой бойне. Они сидели и молчали — не переговаривались, не шутили. Они медитировали, создавая своим отрешенным видом резкий контраст с бравыми жизнерадостными перуновцами, которые не растеряли своей здоровой витальности, даже побывав в ВИНовской мясорубке. Теперь они наводили порядок на оккупированных территориях.

Августин, скачущий на одной ноге, опираясь на плечи двух сержантов "Перуна", выглядел трагикомично. Хотой был по-прежнему сдержан и даже немного медлителен — на лице его застыла странная маска непричастности.

Сергей Гаспаров был возбужден и зол. Теперь, когда все кончилось, можно было позволить себе некоторую взбалмошность.