Александр Белаш - Роботы-мстители

— Мне не верит никто, а это правда. Чистая правда. Мой папаша — корг, я в Белом Городе во дворце жил. Кругом прислуга и роскошь, один бассейн с пресной водой, другой — с соленой. И климатрон был, и зимний сад — все было. Я в частном колледже учился, по рейтингу класса из первой тройки не вылезал. И вдруг — бах, как удар — переходной возраст и восемьсот пятен на Стелле. Гормоны в крови заиграли, и кинуло меня в дурь. А папаша мой — чтоб его перекосило, строгий такой, как из камня сделанный, ни дать ни взять форский князь — вместо того, чтоб меня на очистку крови сводить, взялся воспитывать.

— Правильно сделал, что не повел, — с трудом проговорил Рыбак, оторвавшись от окна, — не помогло бы…

— Почему?

— Потому что тебе не кровь, а мозги надо промывать, тут медицина бессильна…

— Пошел ты, — беззлобно бросил Звон и продолжил: — Ну и влюбился я. Вмазался со всей силы в одну девочку, она в детском баре пела. Глаза как море, я и утонул. Привел ее домой, души в ней не чаял, ничего вокруг себя не видел. Ну и просмотрел, как мой папан сначала со мной здороваться перестал, а потом и в упор замечать. Я думал, перебесится, а он, как стукнуло мне восемнадцать, позвал к себе в кабинет и преподнес дар к совершеннолетию. «На тебе, — говорит, — документы, деньги — твое содержание на год, и чтобы ноги твоей в этом доме не было. По закону ты можешь жить отдельно — вот и живи. Я от тебя не отрекаюсь, через год ты можешь прийти со счетом, и если деньги потрачены с умом, я тебе выпишу чек еще на год».

— А ты? — заволновалась Чара.

— Сказал: «Спасибо», взял деньги и ушел. Ты не думай, я все спланировал: сколько на еду, сколько за жилье, где и за сколько учиться буду, где работать, даже на машину осталось. Я и квартиру сам снял. Моя девочка была очень рада, змея. Пока я туда-сюда, возвращаюсь — ни денег, ни документов. И девочка пропала, как и не было ее. Она, оказывается, с дружком все заранее рассчитала — ободрали меня и смылись. Так я и остался ни с чем. К отцу идти — да лучше утопиться, чем с таким балансом являться. Зажил я самостоятельной жизнью, и ничего, жив пока. Другие-то и половины того, что я имел, сроду не имели. Да что там, десятой части. Я не жалуюсь, я радуюсь, что я хоть в детстве пожил, как человек. Здоровье у меня есть, образование элитное — что еще надо? На харч и шмотки всегда заработаю. А вот с девчонками мне не везет. Как началась неправильно моя любовь шальная, так все и дальше катится. Вот и Лильен сбежала, а я к ней со всей душой, на полном серьезе. Куда там…

— Если ты из-за девчонки в дело ввязался, — мрачно сказал Рыбак, — можешь идти, тебя никто не держит.

— Ты что?! — испугался Звон. — Я? Я с вами до последнего буду. Я себе доказать хочу, что я могу. Даже если нас всех повяжут, я…

— Тьфу, тьфу, тьфу! — суеверно заплевался через плечо Рыбак. — Замолчал бы ты лучше!

— Просто, — оскалил зубы Звон, — тогда во всех газетах пропечатают, кто я по-настоящему, и все поверят. Мне, — с неожиданной тоской он посмотрел на Чару, — никто не верит. Никто. Что я могу что-то в самом деле. А я могу. Мне только с девчатами не везет. Меня, должно быть, запрограммировали на облом. Отец и запрограммировал. Может, я ему отомстить хочу таким образом. Чтоб ему тошно стало.

Рыбак плюнул еще раз — уже с досады, — медленно встал и побрел на кухню, оставив Звона исповедоваться Чаре. Когда он шел по коридору, он слышал, как взлетал и прерывался голос Звона. Странный он парень, с двойной начинкой. Живет здесь, без документов, а образование имеет очень хорошее. Зарабатывает тем, что делает проекты и доклады для ребят из высшей школы, а сам никуда не поступает. Давно бы уже колледж закончил, профессию получил, а он все без дела болтается. Ничего до конца не доводит, хотя может. Глупо все это, глупо. «А ты как сам подставился, — прозвучал некий внутренний голос, очень похожий на его собственный, — тебе уже каждый встречный и поперечный в лицо говорит, что ты скоро сдохнешь. Тебе лет-то сколько?» «Пусть, — упрямо ответил Рыбак, — никто не смеет мне указывать, что делать. Я сам сделал свой выбор. Когда захочу, тогда и помру — я хозяин своей жизни. Захочу — удавлюсь, захочу — с крыши брошусь. Но я тоже хочу доказать, что я — Рыбак, больной, с гнилыми легкими, тоже кое-что могу и являюсь хозяином не только своей, но и ваших жизней! Завтра повеселимся вместе! Спокойной ночи, централы!»

Думая так, Рыбак тихо-тихо шел, буквально плелся вдоль стены, затаившись на грани света из кухни. Там тоже звучали голоса. Это Гильза изливала наболевшее Косе. Похоже, это был вечер исповедей, как то часто и бывает на рубеже, отделяющем прошлое от будущего, когда люди стремятся друг к другу и рассказывают свою жизнь, чтобы проститься с нею.