Сергей Савченко - Игра - 2

— Канда увести, а вас, господин Посол, я жду сегодня в 15 часов дня во Дворце, — ледяным тоном произнес Командор и вышел из кабинета.

Меня подхватили под руки, и сопровождая невидимыми для Командора тычками в ребра, был препровожден в столичную тюрьму. Открыв камеру, меня весьма болезненно толкнули, подставив подножку, так что я растянулся на полу, проехал носом по прелой соломе.

— Это тебе за Живую, — услышал я голос, и получил удар ногой по ребрам. — Позже мы еще зайдем.

Я встал, походил из угла в угол, потом повалился на голые нары и тут же уснул. Разбудил меня звук открывающейся двери и в камеру вошел тюремщик с подносом, на котором стоял мой ужин. Я встал, и дождавшись, когда он вы1дет принялся есть принесенную похлебку. Жидкие щи, кружка воды и черный хлеб. Больше арестованному не полагалось. Я поел, стукнул в дверь. Снова открылась камера и зашел тюремщик, забрал поднос и молча ушел.

Я снова лег на нары, но полежать мне не дали. Дверь открылась и в камеру зашел Командор.

Меня накрыло чувство дежа вю. Уже было со мной такое. Когда-то не в этой, в той жизни.

— Что же ты, парень наделал? — спросил Командор.

— Ты знаешь что. Я не мог по другому.

Командор покивал головой.

— Ты хоть знаешь, что для тебя требуют местные правозащитнички?

— Мне все равно.

— Тебе есть хоть что-то, что тебе не все равно?

— Да, есть. Как Ария?

— Нормально все. Ковин справился. Сейчас она дома. И скорее всего под неусыпным контролем мамы.

— А остальные?

— Там не все так просто, но думаю, что и них все будет хорошо. В отличие от тебя.

Я пожал плечами.

— мне все равно. Я выполнил свой долг.

— Тьфу на тебя, — сказал Командор и вышел из камеры.

Я остался один. Меня кормили, поили. На второй день, пришедший с моим тюремщиком еще один конвоир, сообщил, что через день меня отсюда увезут на исполнение приговора. Мне было все равно. Я смотрел на солнце днем, и на звезды ночью. Хотя свет звезд и не проникал в маленькое окошко, но я знал, что они светят.

И вот он настал, день моего приговора. Дверь к камеру открылась и на пороге опять появился Командор.

— Вставай, пошли, — просто сказал он.

Я так же молча встал и протянул руки вперед.

— Зачем? — спросил Командор.

— А вдруг я убегу?

— Может это и к лучшему было бы, да только не убежишь. Пошли.

Мы вышли из камеры. Моим конвоем выступал отряд Инквизиции, но уже совсем другой, не тот, что провожал меня сюда. Двое впереди, двое сзади. Позади шел Командор.

— Слышь, Канд, — раздался голос одного из конвоиров, которые шли сзади, — наши ребята извиняются за то, что. ну в общем за свое поведение, когда вели тебя сюда. Они были неправы. Меня просили передать, что они действительно просят прощения. Кивни головой, если слышишь.

Я кивнул, мне было не жалко.

Мы вышли во двор, подъехала тюремная карета, куда мы все поместились. Командор сидел задумчивый напротив меня.

— Сереж, скажи мне одну вещь, — спросил вдруг Командор, — ты специально снял свой сет?

— Да.

— Значит, ты знал, чем все закончится?

— Да.

Дальше мы ехали молча. Судя по всему, карета выехала за город. Вот как, интересно. Что ж, значит правосудие свершится без зрителей, втихомолку. Хотя проверка исполнения тут скорее всего на высоте, не пофилонишь.

В резиденцию ворвалась Живая.

— Юля, привет, — поприветствовал ее Николай, — как ты, как Арина? Отошла?

— Нормально, где Сашка?

— Уехал.

— Куда?

— Так сегодня выносят приговор Канду, ты что, новостей не знаешь?

— Где, во сколько?

— Лови координаты, а во сколько? Так наверное минут через 6 все и будет готово.

Живая шла телепортом, а Николай кинул приват Командору.

— Саша, Живая в Ордене, и судя по всем направляется к вам.

А вот и место моего "звездного часа". Эшафот, отряд Инквизиторов, которые почему то отводят глаза. надо же, даже народ пригласили. Удивлен, если честно. Такая рань, и чего им не спится? Хотя, хлеба и зрелищ.

Я в окружении конвоя шел через толпу людей, которые расступались в стороны пропуская нашу процессию. Я смотрел на людское море, мыслей не было. Вот мы подошли к эшафоту, поднялись. Пока кто-то там зачитывал в чем меня обвиняют, я с улыбкой смотрел на людское море. Я улыбался. Пусть через пару минут я снова стану презренным решеточником, пусть. Но сейчас я видел не тех, кто буквально завтра снова начнет охоту на меня, сейчас я видел тех, кого был обязан защищать, и защищал ровно так, как умел.