Джон МакКрэй - Червь

Он никогда не нарушал эту клятву при Тейлор, и именно это удерживало его сейчас в комнате. Он ходил взад-вперед с красным лицом, желая что-нибудь ударить. Хотя он никогда не сердился на неё, не кричал, он знал, что однажды Тейлор случайно увидела его в ярости. Он был на работе, разговаривал с помощником мэра. Тот сказал Денни, что, вопреки обещаниям, проект возрождения доков отменён. Вместо новых рабочих мест, уже и так сидящих в неоплачиваемом отпуске докеров ждут увольнения. В этот день Тейлор с утра была в его офисе, ждала его, так как он обещал погулять с ней после обеда. Она видела, как он сорвался на этого человека. Четыре года назад, с Аннет, он впервые вышел из себя, нарушив собственный зарок. Этот день стал последним, когда он её видел. Тейлор не присутствовала, когда он орал на её мать, но, наверняка, слышала хотя бы часть его гневных криков. Ему было стыдно за это.

Третий и последний раз, о котором могла знать Тейлор — когда он узнал, что дочь госпитализирована в результате инцидента в школе. Это было в январе. Он орал на директора школы, который наверняка это заслужил, и на учителя Тейлор по биологии, который, вероятно, был ни при чём. Самое ужасное, что когда медсестра начала угрожать вызвать полицию, Денни едва смог успокоиться и протопал из коридора в больничную палату, где лежала его дочь в более-менее сознательном состоянии. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Денни боялся, что причиной, по которой Тейлор не рассказывала подробностей об издевательствах было её опасение, что он может в пылу ярости что-нибудь с ними сделать. Он чувствовал отвращение к самому себе, понимая, что именно он, возможно, способствовал самоизоляции дочери, тем самым оставив её наедине с проблемами.

Денни очень долго не мог успокоиться. Он постепенно приходил в себя, снова и снова повторяя, что Тейлор дома, с ней все в порядке, она в безопасности. Наконец злость ушла, оставив пустоту и усталость. Это было похоже на благословение свыше, которое позволит ему наконец уснуть. Он примостился на левой части кровати, оставив правую пустой по старой привычке, с которой так и не расстался, и натянул на себя одеяло.

Он поговорит с Тейлор завтра. И получит хоть какие-нибудь ответы.

Ему снился океан.

Меня разбудил приглушённый звук радио, доносившийся из ванной. Дотянувшись до будильника, я повернула его к себе. 6:28. Как будто сегодня самый обычный день. Мой будильник выставлен на шесть тридцать, но я им почти никогда не пользовалась, так как мой отец всегда принимал душ в одно и то же время. Наши привычки — это и есть мы.

Когда на меня накатила волна усталости, я подумала, что, возможно, заболела. Некоторое время я тупо пялилась в потолок, прежде чем вспомнила, что произошло ночью. Неудивительно, что я чувствую себя такой разбитой. Я пришла домой, пробралась внутрь и легла спать примерно в три тридцать, всего три часа назад. После всего, что случилось, я спала даже меньше этих трёх часов.

Я заставила себя встать с постели. Я не могла нарушить свой распорядок. Преодолев слабость, я переоделась в спортивный костюм и спустилась на кухню, к раковине, чтобы умыться и прогнать сон. Я сидела за кухонным столом, натягивая кроссовки, когда спустился отец, одетый в халат.

Моего отца трудно назвать привлекательным мужчиной. Тощий как жердь, слабо очерчен подбородок, редкие тёмные волосы — по всей видимости, он лысеет, большие глаза, и очки, которые их дополнительно увеличивают. Войдя в кухню и увидев меня, он, казалось, удивился. Именно так мой папа всегда выглядел, на его лице постоянно было выражение недоумения с примесью горечи поражения.

— Доброе утро, малышка, — сказал он, входя в кухню, и наклонился, чтобы поцеловать меня в макушку.

— Привет, папа.

Он уже шагнул к холодильнику, когда я ответила. Он посмотрел на меня через плечо:

— Ты сегодня в плохом настроении?

— Хм?

— Твой голос звучит слабее, чем обычно, — заметил он.

Я покачала головой:

— Просто усталость. Я плохо спала.

Раздался шлепок бекона о сковородку. Бекон уже зашипел, когда отец произнёс:

— Знаешь, ты могла бы вернуться в кровать и поспать ещё хотя бы часок. Не обязательно идти на пробежку.

Я улыбнулась. Нелюбовь отца к моим тренировкам одновременно и раздражала, и умиляла. Он беспокоился прежде всего о моей безопасности, и при любой возможности намекал, что лучше бы я их прекратила, или записалась в тренажёрный зал. Не уверена, стал бы он беспокоиться больше или меньше, расскажи я ему о своих суперспособностях.