Дмитрий Колотилин - Впереди Вечность (СИ)

У Сидырыча любая должность была в почете, и выбирая на нее кандидата, старший домовой подходил с особой тщательностью, чтобы назначенный был на своем месте, и платить ему требовалось бы гораздо меньше, чем обычно платят. И несмотря на это, искать приходилось все реже и реже, духи уже со всех земель буквально просились в найм, постоянно осаждая его своими просьбами.

Привычное увлечение помогает собраться с мыслями, не забыть, кто он и откуда, вот только все равно на душе пустота, и вновь он не рад сотворенной игрушке, и та в порыве ярости вылетает через окно, не разбившись, как предыдущие о стену. А Сидырыч уже бормочет под нос ругательства, обвиняя себя в никчемности и безрукости, и вот он снова недовольный и насупившийся. Сейчас встанет и пойдет проверять хозяйство, выискивая недостатки и ругая всех, кто попадется под руку.

- Что за суета вокруг? А?! – выкрикнул Сидырыч, оказавшись посреди холла и увидев, как бегают бабы.

- Так Князь вернулся! – отозвалась одна, неся в главную залу поднос с зажаренным под яблоками кабанчиком.

- Князь?! – хмуро переспросил Сидырыч, пытаясь вспомнить, куда уезжал Князь, и, понимая, что он что-то пропустил, занимаясь своими обязанностями: - Это хорошо, смотрите у меня, чтобы все было в ажуре.

- Жениться бы тебе, - донеслось из залы, и тут же раздался дружный бабий смех.

- Разговорчики! – выпалил старший домовой и пошел на выход, хмуро поглядывая по углам в поисках грязи или пыли. Не найдя ничего, он резко вышел из дома, громко ударив дверьми.

-Тятя, - раздался слабенький девичий голосок.

- А? – Сидырыч от неожиданности дернулся в сторону от испугавшей его четырехгодовалой девчушки в обычном сарафане.

- Тятя, этя тое? – спросила малышка, протягивая сломанную лисичку.

- А? – удивленно посмотрел Сидырыч на крохотную ладошку: - М… мое.

- Тятя, тятя, она самаяся, - на личике малышки появились жалостливые слезки, губки дернулись, носик зашмыгал.

- Не плачь.

- Лиситьку залька, касивая, калосая! – слезы тяжелыми каплями побежали по щечкам.

- Не плачь, - повторил сломавшимся голосом Сидырыч, приседая перед девочкой, и осторожно обнимая ту за плечи: - Хочешь, я тебе новую сделаю

- Павда?! – малышка вопрошающе взглянула прямо в глаза домового, и глубина ее глаз вдруг поглотила всю грубость, всю ворчливость, зачерствевшее сердце будто бы пробудилось.

- Правда, сделаю, новую еще красивее, - произнес Сидырыч, не замечая, как у самого появились слезы.

- Чесна?! Самую касивую?!

- Да. Завтра, завтра будет готова.

- Каласо, тятя тамавой, спасипа, ты – самый луций тамавой, самый-самый, я тепя люплю! – малышка прижалась в Сидырычу, и тот почувствовал, чуть ли не обжигаясь, ворвавшуюся в него согревающую теплоту.

Девочка тут же отпрянула и убежала, подпрыгивая от радости, в сторону, где резвилась детвора, а Сидырыч встал, не отрывая взгляда.

- Сидырыч! Как же я рад тебя видеть! – громкий голос вырвал его из плена собственных мыслей, и старший домовой обернулся, увидев, как к нему, раздвинув в стороны руки, шел Князь или не он? Нет, он, только его лицо скрылось за бородой, да и волос побелел: - Сидырыч!!! – сильное мужское объятие вновь ошпарило жаром душевной радости, добивая остатки черствости застарелого ворчуна.

- При-приветствую, Княже, - вымолвил опешивший Сидырыч: - Рад твоему возвращению в здравие.

- А я-то как рад, очень рад, - тяжелая рука похлопала по плечу: - Сидырыч, ты бы знал!

- Спасибо, - вымолвил старший домовой.

- Тебе спасибо, за все, за все! И знаешь что?

- Что?

- Это, не дуркуй ты, если и дальше будешь дурковать, то дудки тебе вырезать всю жизнь ольховые, а потом ломать их, ибо некому дарить. Женись, тебе надо, сам же знаешь. Ну давай, заходи, ждем тебя за столом, - Князь похлопал по плечу и пошел внутрь дома, и за ним последовали почитаемые люди города, каждый из которых приветливо улыбался и кивал ему.

- И правда, - произнес наконец старший домовой, оставшись у входа в одиночестве: - И правда, может жениться?

Поплавок дернулся и замер, продолжая колыхаться на волнах. Ложная тревога, но он терпеливый, он подождет, и как только хитрая попытается съесть наживку, тут же дернит снасть, подсекая эту пакостницу, съевшую уже три шарика секретной наживки из хлеба.

Ночь сегодня спокойная и теплая, хотя, кажется, сезон близится к осени, но это не важно. Ему в принципе не важно, какое время года будет, ни это больше заботит с недавних пор: за себя он больше не переживает, а вот за маму…