Брюс Стерлинг - Распад

— Правда?

— Ага, это приятные перемены в моей мирной жизни. Я приступлю к работе сразу же. Ты там договорись с вашими сисадминами, а я гляну, что можно сделать для вас в Сети.

Жизни в Коллаборатории не хватало многих привлекательных возможностей, имевшихся в Бостоне. Оскар и Грета встретились в сломанном автомобиле на темной стоянке позади мастерской по ремонту транспортных средств. Место встречи выбрал Кевин Гамильтон. Кевин имел большой опыт устраивать встречи нужных людей внутри анонимных автомобилей. Кевин не был агентом Секретной службы, но он рос уличным мальчишкой и знал массу трюков и уловок.

— Я боюсь, — призналась Грета.

Оскар поправил пиджак, натянувшийся от неудобной позы. Автомобиль был настолько мал, что они сидели почти на коленях друг у друга.

— Как ты можешь бояться аудитории? Ты же произносила речь по поводу получения Нобелевской премии в Стокгольме?

— Но тогда я говорила о моей собственной работе! Об этом я могу говорить всегда и везде. Это совсем другое. Но ты хочешь, чтобы я встала перед правлением директоров и отчитала их. Перед большой толпой моих друзей и коллег. Я не гожусь для таких выступлений.

— Как раз, наоборот, ты прекрасно подходишь. Ты идеально подходишь для этой роли. Я знал это с того момента, как тебя увидел.

Грета пристально смотрела на экран лэптопа. Это был единственный освещенный предмет внутри мертвого авто, и его темноватый свет мягко подсвечивал их лица. Было два часа ночи.

— Если здесь действительно так плохо, как ты думаешь, тогда бороться бесполезно. Мне надо уйти в отставку.

— Нет, ты не должна уходить в отставку. Цель твоего выступления на собрании директоров — напротив, заставить их уйти! — Оскар взял ее за руку. — Ты не обязана говорить ничего, кроме того, что сама считаешь чистой правдой.

— Ну, кое-что тут, безусловно, правда, так как я сама тебе об этом рассказывала. Но я никогда не намеревалась сообщать им вслух , что они должны уйти. И я не хотела бы с ними говорить таким образом. Такая речь — это жесткая политическая атака! Это не наука. Это не объективно.

— Тогда скажи мне, как нужно с ними говорить. В конце концов, ты же умеешь выступать — ты из тех, кто умеет заставить аудиторию слушать. Давай обсудим по пунктам, что ты хочешь им сказать.

Грета полистала текст на экране вверх и вниз и вздохнула.

— Хорошо. Я думаю, самая тяжелая часть вот эта, где речь идет о положении ученых, о том, что они являются угнетенным классом. Вот: «Группа эксплуататоров должна быть убрана, с ней надо покончить». Ученые солидаризируются и требуют справедливости. Господи боже, да я просто не смогу такое выговорить! Это слишком радикально, это прозвучит как сумасшедшее требование!

— Но вы на самом деле угнетенный класс! Это так и есть, это самая что ни на есть жгучая правда. Наука в какой-то момент взяла неверное направление, вся научная деятельность скатывается черт знает куда! Вы потеряли свою нишу в общественной жизни. Вы потеряли престиж, самоуважение и уважение других. Требования, которые вам сейчас предъявляют, невыполнимы. У вас больше нет интеллектуальной свободы. Вы находитесь в интеллектуальном рабстве.

— Но это не превращает нас в «угнетенный класс». Мы элитные кадры, высокообразованные эксперты.

— Ну и что? Вы в отвратительном положении! У вас нет никаких прав принимать решения относительно собственных исследований. Вы не контролируете расходы. У вас нет никаких гарантий обеспечения вас работой. У вас украли все ваши традиционные привилегии. Ваша старая высокая культура была сметена подчистую невежественными поверхностными подражателями. Вы техническая интеллигенция, верно, но вы играете на руку нахлебникам и коррумпированным политикам, тем, кто набивает карманы за ваш счет.

— Как ты можешь так говорить? Посмотри на это удивительное место, в котором мы живем!

— Милая, ты только думаешь, что это башня из слоновой кости. В действительности вы арендаторы трущоб.

— Но никто так не считает!

— Дело в том, что вас дурачили в течение многих лет» Ты умна, Грета. У тебя есть глаза и уши. Подумай о том, как вы живете. Подумай о том, как твои коллеги действительно должны жить. Всерьез подумай. Она замолчала.

— Вперед, — сказал он. — Не стесняй себя во времени, обдумай это.

— Это правда. Да, это правда, и это ужасно, и я стыжусь и ненавижу это. Но ведь это политика. У нас нет никаких средств справиться с этим.