Север Гансовский - Надежда

— Вы думаете? Взгляните, что там сказано про швейников!

Докси в третий раз просмотрел статью. Он откинулся на спинку кресла и агрессивно сказал:

— Ну, и в чем вопрос?

Кларенс бросил свой иронический тон.

— Всё, что здесь говорится про швейников, — гнусная клевета и подлая выдумка.

Докси подумал минуту.

— Повторите-ка еще раз, — сказал он наконец. — Я не уверен, что правильно вас понял.

— Пожалуйста. Этот доктор знает о швейниках не больше, чем я о персидской живописи. Он врет, потому !что за это ему хорошо заплатят.

Докси помолчал, затем тихим голосом спросил:

— Вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите?

— Яснее, чем когда-либо в жизни.

— Вам не кажется, что с такими взглядами вам трудно будет работать в нашей газете?

— Конечно, кажется. Об этом я и пришел сказать.

Докси вырвал листок из блокнота, написал на нем несколько строчек и протянул Кларенсу.

— Зайдите к кассиру и убирайтесь отсюда ко всем чертям.

Кларенс взял листок и повернулся к Докси спиной. Сначала он хотел сказать еще начальнику отдела, что он о нем думает, потом отказался от этой мысли. Тот всё равно не поймет.

Когда он был возле двери, Докси остановил его:

— Послушайте! А почему вы думаете, что здесь написано о швейниках неправильно?

— Я их знаю, — сказал Кларенс.

— Откуда?

У Докси был вид рыболова, который знает, что рыба вот-вот клюнет.

— Откуда вы их знаете?

Не отвечая, Кларенс вышел.

Бирн был у себя в кабинете. Девушка-секретарь справилась у него по телефону и проворно растворила перед репортером тяжелую дверь.

Когда Кларенс ступил на пушистый ковер, Бирн держал возле уха телефонную трубку.

— Хорошо, хорошо. Буду иметь в виду.

Вероятно, Докси сообщал главному редактору о только что состоявшемся разговоре. Ну что же. Тем лучше.

Бирн положил трубку на аппарат.

— Здравствуйте, мистер Кейтер.

У него был обычный вид человека, совершенно удовлетворенного жизнью и сознающего, что он устроен в ней неизмеримо лучше других.

Так как Кларенс не поздоровался в ответ, Бирн удивленно приподнял брови, затем, как бы покоряясь тяжелой необходимости разговаривать с невежливым человеком, склонил голову.

— Чем могу быть полезен, мистер Кейтер?

Но Кларенсу, наоборот, хотелось быть невежливым. Подойдя к столу поближе, он сказал:

— Послушайте, вы у меня взяли тогда показания Бенсона. Теперь они мне нужны.

Брови Бирна чуть шевельнулись.

— Зачем? — спросил он очень тихо.

— Думаю, что вас это не касается.

Бирн склонил голову набок и задумался. В кабинете повисла настороженная тишина, та самая, которая так угнетала репортера во время его первой встречи с главным редактором. Кларенсу хотелось разорвать эту тишину, и он громко откашлялся.

— А если, — сказал, наконец, Бирн, — если я вам не отдам этих показаний?

— Я подам в суд, — ответил Кларенс. — Вас заставят отдать.

— В суд! — На лице у Бирна выражалось безмерное удивление. — Разве у вас есть свидетели?

Кларенс вспомнил лицо Докси и его подобострастное поведение здесь, в кабинете. Конечно, он не выступит свидетелем. Они скажут, что никаких показаний и не видели. Значит, они оказались хитрее его.

Репортер сунул руки в карманы.

— Ну, тогда, — сказал он, стоя прямо перед Бирном, — Тогда я скажу вам, что вы такой же убийца, как и сам Дзаватини. Вы прохвост и подлец.

Бирн сделал рукой слабое движение к звонку. Он сидел съежившись, очевидно боясь, что Кларенс ударит его… Лицо у него начало краснеть.

— Да, да, — повторил Кларенс. — Вы такой же убийца. Только еще подлее, потому что прикидываетесь порядочным человеком. Мне даже плюнуть на вас противно.

На лестнице, пересчитав полученные у кассира деньги, Кларенс засмеялся. Ну что же! С газетой покончено.

Еще ни разу в жизни он не решался так разговаривать с людьми, стоящими выше его по общественному положению.

Выйдя на улицу, он оглянулся на здание «Независимой».

Шестнадцать этажей тянулись вверх ровной черновато-серой стеной. Нижняя часть здания была облеплена вывесками магазинов и щитами электрической рекламы, но наверху однообразная казарменность бетона и стекла не нарушалась ничем.

Что в этой огромной безобразной коробке внушало ему когда-то такое уважение? Небоскреб как небоскреб. Пожалуй, еще более безвкусный, чем другие постройки этого типа. И люди, которые там работают, не умнее и не образованнее, чем где-нибудь в другом месте.

Он усмехнулся, вспомнив о своей прежней гордости. Нет, теперь он уже не испытывал бы чувства превосходства над другими, если б ему пришлось вернуться в газету. Да он и не вернется. Куда? К Докси с его лисьей мордой! К беспринципным запуганным репортерам отдела! Тьфу!..