Александр Сапегин - Питомец

— Ш-ш-ш.

— Не шипи, кому сказала!

Ух ты, Лилина решила показать характер и зубы — длинные ядовитые клыки. Конечно, я утрирую и возвожу напраслину на девочку: ей далеко до змей, и зубы вполне человеческие, но некая общность с пресмыкающимися гадами присутствует.

Мне ли ты говоришь не шипеть, с твоим-то змеиным характером? Еще укусишь и отравишь! Э-э-э, о чем ты думаешь? Я начинаю бояться ее предвкушающей улыбочки. Чё это она задумала? Заранее не хочу и не участвую. Найн, нихт, Баба-яга против!

— Слушай, мне так нравится твой бантик! — медовым голоском пропела эта неугомонная егоза. — Не хочешь на шею, перевяжу на хвост, будешь девочкой. Это так мило, прямо ю-ниан!

Что творится, люди добрые! Акселерация захватывает миры. Девочке сегодня исполняется двенадцать лет, но она уже такая ядовитая опасная змея, что просто жуть берет! Куда катится мир? Черт подери, ведь перевяжет, с нее станется. Ю-ниан ей подавай. Поясняю для тех, кто не в теме: ю-ниан — синоним земных няшки и кавая. Няшки проникли к нам из Японии, здесь тоже есть свои островитяне.

— Слушай, а может, тебе еще и кукольный паричок надеть? Тогда ты вообще будешь дракончиком со смертельным шармом. Такой красавец! К нам через год очередь на вязку выстроится.

«Да ты с ума сошла!» — хотел сказать я, но из горла опять вырвалось короткое «ш-ш-ш». Драконы не попугаи, говорить не могут, а то бы я высказался… Значится, в полтора года я стану половозрелой особью. Секс с ящерицами? Брр, подруга, в своем ли ты уме? Хотя не зарекайся, крылатый. Инстинкты — страшная штука, от гормонов может запросто снести крышу, придавит так, что любой зоофилии рад будешь, тем паче не стоит шутить с инстинктом продолжения рода.

— Опять шипишь? Накажу. Твое счастье, у меня нет парика. Жаль. Арбузик будешь? Ай! — Она вовремя отдернула палец от моих зубок, челюсти клацнули вхолостую.

Ты бы еще сена предложила. Сами арбузами давитесь. Мяса хочу. Очень. На худой конец сойдут кузнечики. Корзина кузнечиков. Полузгаю вместо семечек. Во-во, вот тебе, родимый, живое свидетельство жесткого сращивания человеческого разума и животного начала. Забыл, в чьей шкуре находишься? Съел? А еще ты вылизываешься, будто кошка. Яркий пример, когда бытие определяет сознание.

— Скайлс, не будь букой, мама извиняется. Ты же хороший мальчик. Скайлс — хороший мальчик. Скайлс — хороший мальчик? Это Скайлс-то хороший мальчик?

Она еще издевается. Мало ей того, что делает из грозного зверя посмешище. Укушу!

— Ну что ты рожицу состроил? Что бы понимал?! Ну хватит, я сейчас засмеюсь из-за твоей оскорбленной мордашки!

И она засмеялась. Смех у нее был кристальный и искренний, приносящий радость и счастье тому, кто его слышит. Это и чувствовал дракончик в моем лице.

«Пожалуй, надо научиться строить смешные мордочки», — решил я, слушая смех девчонки.

— Ладно уж, время пришло. Идем, мой рыцарь с бантом! — сказала Лилина, подставляя плечо. Выпустив дымное колечко, покорно перебираюсь на кожаный наплечник. — Представлю тебя высшему обществу.

Нет, помилуй, хозяйка. Твою зверушку затискают и заслюнявят. Господи, лучше бы я достался Скаму. Чувствую, рыжеволосый, конопатый охламон, которому я вцепился в палец, прихлопнул бы меня в отместку в первый же вечер, зато я не мучился бы. Ведь помнил же, как изгалялись мои дочурки над Васькой, наряжая кота в различные одежки или заворачивая усатого-полосатого в пеленки, но в тот момент голос разума молчал и выбор был совершен в пользу Лилины.

Сегодня девочка празднует двенадцатый день рождения. Двенадцатилетние здесь не просто очередная дата в жизни подрастающего поколения. В двенадцать наступает «рубеж согласия», когда отроки признаются взрослыми и им разрешается заключать помолвки. Родители именинников зачастую именно в сей знаменательный день сговариваются о будущих брачных союзах, а вчерашние дети закрепляют согласие «венчальным поцелуем» — клятвой хранить девственность и верность друг другу до семнадцати лет. В семнадцать лет стороны еще могут по тем или иным причинам расторгнуть помолвку, если этого не происходит, то невеста торжественно передается в род мужа. Иногда случалось обратное. Когда дева оказывалась выше по статусу, чем жених, то будущий супруг покидал родительский род и числился после этого мужем-регентом без права наследования. Титул переходил к детям.

Лилина направлялась на смотрины. Общество собралось внушительное. Дочка потомственного дворянина, сотника королевской гвардии, лица, приближенного к правящей особе, мецената, к тому же не самого последнего дельца и денежного мешка (первая десятка толстосумов точно), была лакомым куском и заманчивым призом. Посему в поместье баронов Лера (с ударением на «а») собрались настоящие сливки общества. Сливки притащили с собой «сметанку» — напомаженных отпрысков мужеского полу, перешагнувших заветный рубеж. Интрига обещала закрутиться нешуточная. Ко всем прочим достоинствам юной баронессы прибавлялось и то, что она прошла проверку на наличие дара в Имперском университете, где у нее выявили талант к магическим искусствам, что автоматически повышало ее ценность как невесты и будущей жены до заоблачных высот. Магов не так много, и каждый из них ценится на вес золота. Адепты, проводившие проверку, по силе приравняли девочку к второй ступени, что было очень и очень неплохо. К концу обучения она имела все шансы получить синий пояс третьей ступени, а лет через двадцать практики — и красный браслет четвертой. Всего ранговых ступеней было пять. Не ранговыми считались архимаги, но тех можно было по пальцам пересчитать. В жизнь простых смертных они не вмешивались, предпочитая вести уединенное существование на краю мира, где их никто не отрывал от экспериментов. У барона были все основания для будущего торга.