Он нечасто вспоминал войну. Он теперь вообще нечасто вспоминал прошлое, а скорее жил в бесконечном настоящем, словно его разум временами застывал, как муха в янтаре.
А сейчас небо снова стало постепенно очищаться. Встающее солнце озарило своим золотым светом руины города. Он отвернулся. Ему не нравилось, как в лучах радостного весеннего солнца выглядят осколки былого, торчащие, словно сломанные бетонные зубы.
Он сидел на восточном склоне холмов. Поднял голову вверх – на небе еще плавали редкие тучи, черные, налитые.
Так прошло пару часов, затем он достал из сумки, которая лежала рядом, большую тетрадь. Если когда-либо и было кому суждено узнать, что случилось с человеческой расой, то лучше всего ему помогла бы эта тетрадь. Только человеку, что сидел на холме, было известно так много.
Он усмехнулся и про себя добавил: «Если не случится так, что я сам лично расскажу всю историю».
С холма взгляду открывалась вид на развалины города, пересохшую речушку, а за ней лежали такие же холмы. Когда-то они были покрыты растительностью, свежей по весне, зеленой и сочной. Сейчас же склоны покрывала пожухлая бледно-желтая трава. Ее нездоровый цвет стал следствием недостатка света.
Он поежился, вспоминая, как люди страдали без солнца. Конечно, дело тут было не только в болезнях или замедлении выделения кислорода зелеными растениями. Было трудно не видеть светила годами, темный покров над головой давил на людей, смущал их умы. Только бесконечная усталость, голод и другие проблемы не давали людям думать о высоком. Тем, кто родился уже потом, после войны, было не понять радости, которую можно было испытать, выйдя в яркий летний день на улицу, когда на небе не было ни единого крошечного облачка, а вокруг, насколько хватает глаз, раскидывается залитое золотым светом пространство.
Между тем, солнце потихоньку двигалось по небосводу, приближаясь к зениту. Он перестал писать, пришло время поесть.
Взял свою сумку, открыл ее и убрал туда тетрадь и ручку. Засунул руку поглубже и пошарил, нащупал небольшой сверток из кожи, перевязанный веревочкой.
Вчера он вспомнил про свой день рождения, и решил, что он должен как-то обозначить этот день, чтобы не превратиться в древний дуб, просто живущий из года в год, из сезона в сезон, когда каждый следующий день точно такой же, как и предыдущий.
Нет, он всегда делал свой день рождения особенным, отмечал его каждый год. Именно отмечал, потому что в обычном понимании людей XXI-го века в таком праздновании было не просто мало веселья. Иногда и вовсе абсурдно получалось.
Он скривился при этой мысли. Людей этих уже давным-давно нет в мире. Но будь хоть кто-нибудь из них здесь, сейчас, это скрасило бы ему еще несколько десятков лет.
Потому что в этом новом мире люди были другие. Они скорее походили на каких-нибудь троглодитов из книг по антропологии – не внешне, разумеется. Общество их снова вернулось на примитивный уровень. И хотя он много говорил с ними и путешествовал по миру, ему все равно мечталось когда-нибудь встретить человека из прошлого, из далекого времени своей молодости. Те люди были счастливы, хотя и не понимали этого. Их комфортное существование обеспечивало общество. Все жили по-разному, было и множество бедняков.
Но, думалось ему, самый распоследний бедняк того времени, покажи ему тот мир, в котором жили люди сейчас, он был тотчас воспрянул духом и перестал ругать свою судьбу.
С другой стороны, продолжал он мысленно рассуждать, здесь он жил в относительно пустом мире, исковерканном, разрушенном, и люди здесь были иные. Бедняк того времени знал, что хоть его и окружала на улице толпа из сотен человек, попросить помощи он не мог, как если бы был в лесу среди темных и глухих к человеческим мольбам деревьев. В деревне внизу люди были словно одна большая семья.
Он тряхнул головой и развернул сверток. Внутри было жареное мясо оленя. Вчера, когда он вспомнил о своем очередном дне рождения, он решил что на этот раз отметит его так: с утра встретит рассвет, насладится спокойствием мира на холме, поработает со своей тетрадью и поест. Как раз утром в ловушку попался олень, довольно редкая в этой местности добыча.
К вечеру он уже разделал тушу и пожарил одну ногу, остальное сложил в доме в комнату, которая служила холодильником.
В последнее время он редко употреблял пищу. А когда все-таки ел, то скорее для того, чтобы почувствовать вкус, а не насытиться, и это было редкостью в новом мире.
Читать дальше