Александр Рудазов - Яцхен - Три глаза и шесть рук. Шестирукий резидент. Демоны в Ватикане. Сын архидемона

– Неправда! – возмутился такой напраслине Рабан. – Я говорил, что здесь очень опасно. И это так и есть – не все тут безобидные хомячки. Да и этот… лысый… Это он вежливый, потому что не дурак, как те, мелкие. Он же не знает, кто ты такой! А вдруг бы ты его одним ударом разрезал? Ты, кстати, мог… Или вдруг у тебя бластер при себе? Вот он и не напал – не захотел рисковать. А так эти пастухи тоже пошлину собирают, не хуже тех, что над ними.

– Ну и пускай себе собирают. Надо же ему как-то зарабатывать…

– Ага, а вампира встретишь, скажешь – пусть себе сосет, надо же ему что-то кушать, да?

– Угу. Так и скажу.

Лаз на третий уровень отыскался быстро. И был он очень широкий – целый трамвай пролезет. Я неторопливо спустился ниже, по дороге смахивая с лица мелких членистоногих, давным-давно облюбовавших потолок этого коридора и теперь спешащих поприветствовать нежданного гостя.

Одного, самого жирного, я съел. Со времени обеда прошло уже часа три, а я привык есть много и часто. Вот это, кстати, явная недоделка – если я попаду, скажем, в пустыню, то через сутки умру от голода.

– Абсолютно безжизненных пустынь не бывает, – менторским тоном сообщил Рабан. – Даже в самых мертвых какая-то жизнь да найдется. А с твоим направлением отыскать обед – пара пустяков.

Я его не слушал. Подземная кишка закончилась, и я вышел в такое место, которого уж точно не ожидал здесь увидеть. Громадный светлый зал, похожий на вокзал метро. Колонны, украшенные чем-то вроде малахита, фрески на стенах, узорчатый потолок, а самое главное – тьма-тьмущая люстр.

Шикарные хрустальные люстры обливали все ярчайшим светом, от которого у меня моментально начали болеть глаза. Сверхмощному зрению понадобилось несколько секунд, чтобы перестроиться от абсолютной темноты к такому изобилию.

Кстати, со слухом у меня тоже похожая ситуация – с некоторых пор я начал замечать, что наиболее громкие звуки, вроде грома, шума водопада, всяких взрывов и тяжелого рока, я просто не слышу. Видимо, мои перепонки как-то их отсекают, чтобы я, чего доброго, не оглох.

– Это метро? – зачем-то спросил я.

– Точно. Осталось еще с двадцать пятого века. Большая часть, конечно, разрушилась, но кое-где еще сохранились и рельсы, и эскалаторы, и даже вот такие вот залы. Хотя этот охраняют, вот он и уцелел.

– Кто?

– Да секта одна религиозная… Они этот вокзал вместо храма используют. А чего – вполне сносная замена, где под землей что-нибудь получше достанешь?

– Угу. И кому же они поклоняются? Тоже какому-нибудь упырю с манией величия?

– Почему? – невесть с чего вдруг обиделся Рабан. – Это христиане-староверы. Секта Ожидания. Вполне приличные люди.

– А почему же они тогда здесь, а не наверху? – недоверчиво хмыкнул я.

– Не хотят они наверх. Двести лет назад сюда ушли, и обратно не хотят. У них, понимаешь, вера такая – считают, что Армагеддон уже был, и Сатана победил. А что ж ты хочешь – между ними и поверхностью мутанты всякие живут, вот они и думают, что везде так. Да и одичали они с тех пор…

– Но ведь можно же им рассказать…

– А кому это нужно? На эти подземелья все давно рукой махнули, и на этих христиан-мучеников тоже. Да и не поверят они – решат, что это их дьявол искушает. Были случаи…

– Может, мне попробовать? – вслух задумался я.

Рабан тихо и противно захихикал.

– Ты чего это?

– Да так… – все еще хихикая, ответил он. – Знаешь, патрон, если их начнешь убеждать ты, они точно решат, что это сам Вельзевул до них снизошел. У них там Новейший Завет, а в нем ясно говорится, что такие, как ты – демоны адские, и разговаривать с ними не о чем.

– А почему они называются Сектой Ожидания?

– А потому что цель их жизни – ждать второго пришествия Христа. Вот, мол, когда он явится, тогда и можно будет выйти наверх, и потекут тогда реки молочные везде, а чертей поганых можно будет пытать и убивать невозбранно. Прямая цитата, между прочим. Слушай, патрон, а мы еще долго тут стоять будем? Не на экскурсии, между прочим!

– Мои ноги. Хочу – стою, хочу – иду.

– Ну конечно… А я тут так – для понта! – всерьез обиделся Рабан. – Я, как-никак, твой симбионт, так что и права у нас одинаковые!

– Ты не симбионт, ты паразит.

– Паразит – это тот, кто просто так торчит, а я пользу приношу! – не согласился Рабан.

– Не так уж и много от тебя пользы… – хмыкнул я, тем не менее, углубляясь в тоннель метро. Там еще оставались основательно проржавевшие рельсы – их, видимо, поклонники Новейшего Завета, обожествлять не желали.