Олег Быстров - Побег в Зазеркалье

Тео целыми днями пропадал в карьере, ворочая огромной тяжёлой лопатой глинозём. Господь не обидел его силушкой, да только платили за работу сущие гроши. Но сунгелу сразу же невзлюбили соседи-дарийцы. Кумушки презрительно смотрели на красивую чужачку, злословили за глаза, донимали мелкими пакостями. То соли подсыпят в кастрюлю с супом, то стирку устроят так, что застенчивой, робкой Миле не остаётся места простирнуть рубаху мужа. Мужчины тоже смотрели косо. И каждый взгляд – упрёк. Зачем ты здесь, чужая?..

Женщина терпела. Жаловаться она не привыкла – гордость не позволяла. Тем временем родился Антон. Хлопот прибавилось, и всё чаще звучало в коридоре и на кухне «глянь, опять идёт эта, червивая…» «Червивыми» называли сунгов за характерную кожу, и не было прозвища обиднее для сыновей и дочерей маленького народа. Напряжение в бараке нарастало, злость и раздражение на собственное тяжёлое житьё переливались в ненависть к красивой иноземке.

Кончилось всё грандиозным скандалом. Милу обвинили в покраже чужих продуктов, порче белья, ещё чёрти в чём, и Длинный Роб, детина необузданный и грубый, пригрозил выгнать «червивую» взашей вместе с её недоноском. И даже схватился за разделочный нож, широкий и острый…

Когда всё это случилось, на пороге появился Теофил.

В руке он сжимал дробовик устрашающего калибра, а через плечо перебросил патронташ. Ружьё держал стволами вниз, но так, чтобы одним движением можно было вскинуть оружие. Прямо в искажённую ненавистью физиономию Длинного. И сказал Тео, что если ещё раз кто-нибудь посмеет тронуть – хоть словом своим зловонным, хоть рукой грязной, а хоть даже и помыслом нечистым – его жену, быть ему в тот же миг в горних высях Святого Николаса. На Его суде.

Негромко вроде сказал, но веско, и с тех пор страсти вокруг Милы враз улеглись. Соседки замолчали и стали уступать место на кухне, отодвигать баки с бельём. Все знали бешеный нрав старины Тео, и все знали, что слов на ветер он не бросает.

Ант унаследовал характер отца. Если он считал, что так будет правильно, он брал и делал. И ох, как трудно было его тогда остановить. Невысокий, сухой и жилистый Антон не выглядел сильным бойцом. И мало кто знал, какой у парня внутри стальной стержень. Стержень этот можно было сломать, но невозможно согнуть. Он не боялся никого. Пусть противник будет старше и сильнее, пусть их будет несколько, – да хоть сам чёрт им в помощь! – если дошло до драки, он дрался.

Антона долгое время не принимали в компанию местных мальчишек. Барачники сторонились чужака, а на предложения дружбы отвечали насмешками. Это обижало парня, он хотел быть в команде. И однажды всё изменилось. Ватага собиралась на очередную разборку с извечными врагами – рыночниками. Или «капустниками», как их ещё презрительно называли. Те позволили себе лишнего в отношении девчонок с Бараков. По выходным в маленьком парке за зданием Муниципалитета играл духовой оркестр, там устраивали танцы. Приходила сюда публика чистая, приличная. Дерзаям с Задворок делать в таком месте было нечего. А вот молодняк, шкеты, в душе мечтающие со временем стать такими же взрослыми и крутыми, на танцульки заглядывали. Ничего зазорного в этом никто не видел.

Вот на танцах-то «капустники» и напортачили. Затеялись хватать девиц за непотребные места, тащили танцевать против воли. В общем – хамили. За такое наказывают. Собралась ватага, тут и подошёл Ант к мальчишкам – мол, возьмите с собой, обузой не буду. Но Красавчик Мик, парень высокий, сильный и наглый, правая рука самого Ласа Кривого, лишь сплюнул через губу – обойдёмся без червивых!

Реакция последовала мгновенно. Стремительным броском Ант кинулся на обидчика и вцепился ему в горло. Никто не ожидал ничего подобного, и сам Мик меньше всего. Он не удержался на ногах, повалился на землю. Драчуны покатились, поднимая тучу пыли. Красавчик колотил Анта руками и ногами почём зря – по спине, бокам, животу – куда мог дотянуться. Пытался стряхнуть с себя парнишку, но ничего не выходило. Ант вцепился в противника как клещ – намертво.

Лишь когда остальные ватажники заметили, что Мик начал синеть, задыхается, и не дерётся уже, а скребет руками землю, тогда только бросились они разнимать драчунов. Но удалось это не сразу. Втроём, немало попотев, мальчишки оторвали взбешённого Антона от жертвы. Лицо полукровки заострилось, глаза горели безумным огнём. Он порывался вырваться, выкрутиться из рук ватажников и завершить начатое.