Дмитрий Григоренко: Я из Зоны. Сегодня никто не умрет

– А ты его в благодарность под собак бросил.

Голос его изменился, стал строже.

– Нет… – успел ответить я.

– Собирайся. В госпиталь. Там и ребра просветим, и еще дело одно есть.

– Скоро ты светиться в ночи будешь от радиации, – пошутил Баранов.

Начмед щелкнул его по зимней шапке:

– Баранов, твоя честность тебя и погубит. У меня уже утром два идиота сидели в медпункте. Говорят, что побил их ты, когда они навещали своего друга.

– Козлы! Да я их! – взъярился дежурный.

– Ничего ты им не сделаешь. Я уже мозги им вправил, – сказал начмед. Казалось, он даже не услышал мое признание. Он уже поставил диагноз: я преступник – и даже назначил лечение: тюрьма. Не верил он мне.

Я, одеваясь, вспоминал Трофимыча: «Да, становится ясно, что связаны они были с начмедом и с черным прапорщиком. Контрабанда? Не факт. Трофимыч, конечно, опытный сталкер, но сам же говорил, что далеко в Зону он не ходок, а значит, и дорогих артов не носил. Черт! Мертвый он. И собаки кости его погрызли. Два раза с того света не возвращаются. Трофимыч! А я даже не знаю, как тебя звали, а ты за мной поперся на Топи, понимая, что это может плохо закончиться».

Меня вывели на свежий воздух, но подышать, конечно же, не дали. Старая «санитарка» покорно ждала будущего зэка.

Я осмотрелся. Поспешили в этом году, раньше перешли с зимней формы одежды на летнюю. Вариант определяется головным убором: шапка – значит, зимний вариант, а надел кепку, то все – летний. И без разницы, есть на тебе тулуп или нет.

Я усмехнулся. Еще и расческа должна обязательно присутствовать, и в шапке подколотые иголки с нитками, и носовой платок… Это армия.

На меня смотрели с настороженностью, в курилке, расположенной под ветвями каштанов, при моем появлении установилась тишина.

– Давай быстрей, мне еще заправляться, – крикнул шофер. «Гражданская личность в кепке. Ба! Знакомые люди. Именно он вез меня в Зону!»

Начмед кивнул, намекая, что надо грузиться. Водитель же продолжил:

– А чего без оружия, товарищ капитан? Этот-то, душегуб, в наручниках?

– Когда мне понадобится оружие, чтобы солдатика усмирить, я напишу рапорт на увольнение, – резко пояснил Сергей Петрович.

Да, я знал, что он вроде по рукопашному бою призовые места брал, а года два назад перестал ездить на соревнования. Говорят, попытался вступить в спецназ, но, на удивление, не прошел отбор – и все, как отрубило. Перестал интересоваться, хотя на турниках и брусьях проводил времени не меньше, чем в медпункте.

В машине с широко распахнутой, как будто пасть льва, дверью, сидел Лысый – с подвязанной бинтиком нижней челюстью. Он заметил меня, заметно напрягся.

Я распрямил плечи, повращал кулаками.

– Сейчас кто-то ответочку поймает, – сказал я и понял, что скалюсь от радости.

– Отфали! – прошмякал Лысый.

«Челюсть болит? Сейчас усилим эту проблему». Говорят, лобная кость – пластинка, настолько крепкая, что в боксе без перчаток ее специально подставляли под кулак противника. И косточки разлетались, как щепки.

Я ринулся в машину. Ударить Лысого головой мне не дали. Начмед, как котенка, дернул меня за шиворот:

– Успокойся, я сказал. Сел с другой стороны, и чтобы ни звука.

Во время поездки Лысый постоянно косился на меня, но старался не смотреть мне в глаза. Я же уперся в обидчика взглядом, будто стараясь проделать в нем дыру. Надоело мне это занятие где-то на середине пути. Дороги в предзоне отличались ухабами и дырами. Трясло. Мои ребра на каждой колдобине выли от боли.

Лысый молчал, придерживая челюсть двумя руками. «Пришли два барана волка пугать, – подумал я. – Хотя, по правде, Баранов меня спас. Нет, надо было учиться махать конечностями, а не бесцельно лазить по двору». Я вспомнил старую пятиэтажку, запертую между домами детскую площадку. Запах булок с абрикосовым вареньем, которое готовила соседка по этажу. Скамейку, на которой происходили важные события: первая бутылки пива, первый поцелуй с Юлькой.

Машина везла нас через голые поля, насыщенные черноземом. Дорога пронзала лесополосы, которые не позволяли ушлому ветру сдувать верхний слой почвы. Сначала мы ехали одни, потом стали появляться реликты советского автопрома. Прочадил автобус, в окнах которого я разглядел стариков: ну да, кто же еще мог двигаться в сторону отчуждения – только те, кто хотел там умереть.

Вскоре появились иномарки, да и дорога стала ровнее.

Показался госпиталь – название громкое, а на самом деле стандартная трехэтажная больничка. Я и сам частенько отвозил туда больных. Самые главные достопримечательности госпиталя – это кофейный автомат и тетя в засаленном халате синего цвета, которая торговала сладостями: белоснежный зефир, плитки черного шоколада. Не знаю, как другие, я же сладкое никогда не любил, но в армии хотелось его очень сильно. Хотя что может быть лучше хорошего шашлыка с соусом сацебели? Только два таких шашлыка.