Андрей Банников - Экспедиция

– Пап, слушай, у меня к тебе разговор есть серьёзный.

– Что стряслось? – спросил я как можно равнодушней, но понимая при этом, что сын будет просить денег.

– Я в выходные ездил к тёте Тане, – сказал Лёшка. – Ей дрова привезли, и мы с Рыжим их в сарай перетаскали.

– Молодцы, – похвалил я. – Только не с Рыжим, а с Костиком.

Тётей Таней Лёшка называл двоюродную сестру моей жены, а рыжий Костик был её сын, ровесник нашего Лёшки. Танин муж Серёга погиб несколько лет назад в автокатастрофе, и они с сыном жили вдвоём в деревне. От нашего дома до Таниной деревни было сорок минут на электричке. Мы довольно часто отпускали Лёшку к ней. Всё-таки свежий воздух, смена обстановки, да и бездельничать ему там было некогда, – хозяйство у Тани было большое.

– Так вот, – продолжал Лёшка. «Так вот» он говорил, когда начинал волноваться. – Я тебе про долговязового Толика рассказывал. Ну, тот, с которым мы подрались летом. Помнишь.

– Ага. Чо опять подрались?

– Нет же. Подожди. Так вот. Мы вечером пошли к нему. Там гаражи рядом, помнишь.

– Помню, конечно. Около холма. Так он рядом с гаражами живёт?

– Да. Так вот… У него в гаражах есть свой бокс. Ну, не его, конечно, а родителей. Но они этот бокс ему отдали. У него там, в боксе, стоит картинг. Он сам его собирал. Так вот. В общем, он предложил у него этот картинг купить.

– Ну, картинг это очень серьёзно.

– Пап, даты не переживай. Я сам буду с ним заниматься.

– Ездить где собираешься?

– На автодроме.

– Кто тебя туда пустит. Нет, давай сначала всё продумаем.

– Ну, пап.

– Сынок. Алёша, – я старался говорить как можно мягче. – Я через три недели приеду и всё обсудим. Хорошо.

– Хорошо, – со вздохом ответил сын. Но в голосе его чувствовалось полное расстройство.

Мы с Алёшкой говорили ещё минут десять. О том, что нового случилось дома, во дворе. Я рассказал ему как мы в выходные сходили на охоту. Однако меня не покидало чувство того, что разговор не клеится. Весь остаток дня я провёл с каким-то неприятным осадком на душе. Надо завтра обязательно позвонить Лёшке и поговорить с ним ещё раз. Пообещать подумать про картинг. Рассказать про свой мопед, который мы с моим другом детства Никитой Большаковым собрали своими руками. Алет нам было, наверное, так же, как сейчас Алёшке. Выпив пару таблеток аспирина, я около десяти вечера улёгся спать. Усталость и моральное напряжение уходящего дня сделали своё дело, я уснул почти мгновенно.

Разбудил меня неприятный звук, что-то среднее между писком и гудком. Я открыл глаза. Вокруг всё было приятно белого цвета. Я тут же понял, что нахожусь в каюте космического корабля. Непонравившийся мне звук был, по-видимому, будильником. Я нашёл тот предмет, который издавал эти звуки. Покрутил его в руках. Это был круглый шар размером с кулак, имевший небольшой экран. На экране были какие-то чёрточки, наверное, азбука или цифры хозяев корабля. Остальная поверхность шара была гладкой, однообразной, серого цвета. Как же выключить этот противный звук. Я с досадой тряхнул будильником. Он тут же замолчал. Я положил его на тумбочку рядом с кроватью. Надел тапочки и пошёл принимать душ. Я стоял посреди каюты и вытирался полотенцем, когда раздался громкий голос Драгги:

– Егор, ты выспался?

– Да, – ответил я, не понимая, откуда этот голос.

– Одевайся и через десять минут мы ждём тебя в комнате для завтрака. Вчера тебе показали эту комнату, так что ты знаешь, куда идти.

– Хорошо, Драгги, – ответил я. – Через десять минут я буду там.

– Только не вздумай опаздывать. На Ладее очень не любят, когда кто-то куда-то опаздывает.

– Где? – спросил я.

– Ладея – это моя родина. Моя планета. Всё. Мы тебя ждём.

Я закончил обтираться и оделся. Затем подошёл к задёрнутому шторой окну. Отдёрнул штору. За окном я увидел какой-то город. Площадь, к ней подходят три улицы. И на площади и на улице множество людей, машин, трамваев, троллейбусов. Та улица, что подходила справа, была вымощена камнем. По всей вероятности она была пешеходной. Туда не шёл транспорт, да и узкая она была для того, чтобы на ней могли разъехаться две машины. Улица, которая подходила прямо и смотрела на моё окно, была гораздо больше, чем мостовая. По ней куда-то вдаль уходили троллейбусы. Машины в основном приезжали с третьей улицы, парковались на стоянке посреди площади, и, постояв какое-то время, уезжали назад. Эта третья улица начиналась слева, почти за углом. Её было очень плохо видно, но я смог разглядеть, что это огромный проспект. Правую и левую проезжие части проспекта разделяла аллея шириной метров шесть. Посередине аллеи расположен тротуар. Сами проезжие части были трехполосные. По их обоим краям также тянулись широкие тротуары. Имея такое развитие, проспект мог пропускать большое количество автотранспорта. Машин от него выезжало на самом деле много и столько же въезжало. Людские потоки были, казалось, ещё большими, чем потоки автомобильные.