Татьяна Старжевская - Переполох в вечном лесу

)

«буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя.

То как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя….»

«Привет. Я – Мира. Мне 13 лет. Наверное. Точно никто не знает, когда я родилась, потому что я – найденыш. Когда я была совсем маленькая, меня нашел лесник заповедника «Лисья Падь» недалеко от лисьей норы. Теперь он мой дедушка, потому что меня усыновила семья его сына. У них совсем не было детей, а теперь есть я. Дома меня зовут Лисена, наверное, потому что я рыжая. Лена и Костя – мои приемные родители, и они очень хорошие! Они очень меня любят и заботятся обо мне, а вот в школе мне скучно. У меня там нет друзей. Обижать меня боятся, потому что я ведь и ответить могу. А дружить мне не с кем. Поэтому я очень обрадовалась, когда меня на каникулы отвезли к деду в Лисью Падь. Все равно в городе скучно и серо, и делать совершенно нечего. А у деда все совсем по-другому – он большой, спокойный, добрый. И вокруг него тоже все спокойное и доброе. Его дом стоит глубоко в лесу, и добираться туда зимой нужно на снегоходе, потому что дорогу от деревни никто не чистит. Я очень люблю лес и совсем его не боюсь. Наверное, это потому, что я – Лисенок. Перевертыш. Я могу превращаться в лисенка, когда захочу. В городе я обычная девочка, там совсем не хочется оборачиваться. А в лесу все совсем иначе, и я готова уже от деревенской околицы бежать по снегу в лисьей шубке до самого дедовского дома. Но я послушно еду на снегоходе, ловлю носом холодный воздух, полный лесных новостей. Родители не знают, это тайна – наша с дедом.»

– Для кого ты пишешь, Мира? – спросил лесник.

– Для себя, которая в городе. А то я там сама себе иногда не верю.

– Это верно. Ну что, Лисенок, пойдем помышкуем? – Дед погладил рыжую головушку, склонившуюся над тетрадкой. Одной рукой Мира выводила буквы, в другой была погрызенная печенька. Чай уже остыл.

– Дееед! сколько тебе говорить, я не ем мышей! – привычно отшутилась девочка. – Я за ними просто подсматриваю.

– День короткий, а дел у нас много. Я тебя одну оставлять не хочу, в лесу в этом году не спокойно. Браконьеры совсем обнаглели. Ладно свои, деревенские, тем лень даже из дому выходить в такую погоду, а городские понаехали – капканов модных понаставили столько, что ступить негде. Уберешь – так они еще и разбираться приезжают, мол, у них маячки, отслеживание со спутника, капкан стоит, как пол машины. Злые, как собаки. Так что пошли вместе, поможешь мне искать это безобразие, у тебя нюх в школе не отшибло?

– Ни слова про школу!!! – Мира сделала страшные глаза и скорчила ужасную рожу. – я с тобой!

По растрепанным рыжим кудряшкам пробежали разноцветные искорки – и вот на стуле уже смешно скачет лохматый лисенок. Пару кругом за своим хвостом, привыкая к телу, прыжок к деду на колени теплым мохнатым мячиком.

– Собирайся, дед! Я уже готова.

Лисья Падь с начала времен была удивительно щедрым местом. Невысокие горы прикрывали ее от северных ветров, удерживая непогоду. Солнце дарило тепло, а многочисленные лесные ключи собирались в ворчливую безымянную речку. Грибов и ягод в сезон хватало всем – и зверью и деревенским жителям. Весной лес звучал птичьим многоголосьем, белки доверчиво брали из рук лесника пузатые семечки, шарили по карманам, чихая от табачных крошек. Водились и зайцы, и лисы, и олени. В глубине леса жила медвежья семья, еще глубже, ближе к горам – волчья стая. Охотников прежде было мало, охота в заповеднике была запрещена, разве что деревенские мужики настреляют мелкой дичи. А потом и вовсе перестали – молодежь потянулась в город, и остались одни старики. Недалеко от вымирающей деревни была дача для художников, а чуть глубже, у самой реки – маленькая, на шесть кривых теремков, турбаза. Она долго стояла бесхозной, а вот в прошлом году появился новый владелец, деловой, денежный. Он привез дюжину финских домиков, отремонтировал дорогу, стал привозить серьёзных людей на серьезных автомобилях. Они-то и стали стрелять животных и ставить капканы, никого не боясь, расхаживать с ружьем по лесу. На жалобы лесника ответ был коротким – нарушений нет. Между строк ясно читалось – не соваться. Эти люди и были самой властью…

Особенно приглянулась городским охотникам рощица рядом с подкормочной площадкой – там всегда вертелось зверье. Теперь оно постоянно попадалось в капканы и ловушки.