Тимофей Царенко - Бессистемная отладка. Адаптация

– Я слишком охуенен для этого мира! – с этими словами незнакомец раскинул руки, поднял голову к безоблачному голубому небу, пошатал корягу и с криком: «Темные небеса, дайте мне сил!» – выкинул ее из-под себя.

И была бы смешной фигура в изодранном плаще, что трепыхалась в десяти сантиметрах от земли, посреди лагеря, наполненного шокированными людьми. И может быть, срезал бы Индрик, Отмеченный светом, Паладин 103 уровня, веревку безумцу, только в этот момент небеса действительно потемнели.

От земли тонкими струйками потянулась тьма, спрятанная до этого под хлопьями жирного пепла, и окутала ноги поэта, ник которого сменился на «Филин, Хаос несущий, маг разума». Индрик попробовал дернуться, но тело парализовало. Чат не функционировал.

Активированная сценарная ситуация, до завершения ее вы не можете выйти из игры и пользоваться чатом.

Тем временем тьма под ногами висельника слилась в невысокий постамент. Сам Филин тоже начал преображаться – лохмотья, покрытые тьмой, преобразовались в элегантный костюм. Веревка оборвалась, став галстуком. Рядом с деревом возникла фигура в балахоне.

– Ты звал меня, Безумец?

– Миледи, вы не очень точны. Не просто Безумец, а Вдохновенный Безумец!

– Ты звал меня! Зачем?

Может ли голос не иметь лица? Слыша шум, всегда понимаешь, что это за шум. Будь то скрип двери, шелест ветра, звон струны. Ты можешь перепутать звук шагов и стук ставень. Шелест страниц и шорох ткани. Рев горящего пламени и рычание зверя. Но не перепутаешь звон бокалов и плач ребенка. Хруст ветки и звон колокола. Шорох гравия на дороге и гитарные аккорды. Ну тут… Голос мог принадлежать кому угодно. Так могло говорить само время, так могли говорить ребенок и старик, мужчина и женщина. У голоса не было лица.

– Все просто, миледи. Я хочу…

– Власти? Силы? Богатства?

– Танец.

– Танец?

– Да. Что в этом необычного?

– Ты поставил на кон свое бессмертие ради танца?

– Да. Я поразил вас?

– Признаю, странник, поразил.

– Всегда нужно поражать прекрасных дам. Это наш дар вечности.

– Хорошие слова. Достойные того, кто бросает вызов уже третьему богу.

– Ни слова более. Оркестр, музыку!

С этими словами Филин начал спускаться с пьедестала. Покров тьмы на его теле обрел завершенность, став костюмом-тройкой. Бесформенный балахон его партнерши тоже менялся, обращаясь в длинное шелковое платье с открытой спиной. Вот исчез капюшон, и водопад жемчужных кудрявых волос рассыпался по плечам незнакомки. Лицо ее скрывала полумаска.

– Миледи, вашему образу не хватает завершенности, – с этими словами Филин пробил нагрудные латы и грудь Индрика так, словно они были сделаны из бумаги, и вырвал трепыхающееся сердце.

– Спасибо, еще сочтемся, – шепнул улыбающийся Филин. И протянул истекающее кровью сердце своей партнерше. В ее руках оно стало карминовой розой, которую она воткнула в волосы.

Индрик, не в силах понять смысл происходящего, с ужасом глядящий на свою разорванную грудь, все же осмотрелся. Солдаты клана, маги, воины, убийцы, жрецы – всех накрыло проклятием темных небес. Они выстроились в два ряда, и началось страшное. Второй ряд синхронно протянул руки, вонзил их в тела воинов из первого ряда и вырвал из них жуткие инструменты. Вот гитара с грифом из позвоночника, вот скрипка со смычком из берцовой кости. Валторна из оплетенных пульсирующими мышцами ребер, флейта, барабаны… Индрик отвернулся, не в силах смотреть на падающих изорванными мешками соратников, лица которых были спокойны и безмятежны.

Над укутанной тьмою поляной полились первые ноты вальса. И элегантный безумец, будь он проклят вовеки, повел в танце свою партнершу. Она чарующе улыбалась, и карминовая роза блестела у нее в волосах.

Танец все ускорялся, с неба начали бить молнии, вторя звукам музыки.

– Быстрее, быстрее! А вы что стоите? – обратилась незнакомка к парализованным участникам рейда, еще не ставшими участниками представления. – Танцуйте, танцуйте же!

И они начали танцевать – вернее, их кости пошли в танец, вышли из тел, разорвав слабую плоть.

Индрик стоял в центре этого жуткого танца, где элегантный безумец кружил в вальсе воплощенную смерть, а им вторили окровавленные костяки его товарищей. В этот день Индрик перестал быть атеистом.

В этот момент Моргенханд, все же успевший вырыть ростовой окоп, давал себе самые страшные клятвы не злить Филина. Никогда. Не сердить. Филина.

Полчаса спустя