Array Антология - Ведьмак - Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака

– Вона он! Хватай его, срамотника! Теперича не сбежишь, мы тя на месте охолостим…

– Я остаюсь, – сказал побледневший Лютик. – Эй! Господа стражники! Арестуйте нас! Мы признаемся! Во всем! Добровольно пойдем! Забирайте нас!

Стражники поступили по его желанию.

Их закрыли – этого-то приятели как раз ожидали. Только не думали, что местом заключения окажется комнатка в задней части корчмы, той самой, на крыльце которой они попивали пиво перед началом скандала.

Стражники вели себя предусмотрительно. Отобрали у Геральта оружие, отвечали уклончиво, велели ждать. Кого, чего – не пояснили. Лютик отпустил поводья своего богатого воображения и принялся развертывать перед приятелем видение справедливости, отмеряемой стражами порядка с окраин цивилизации. У поэта не отобрали лютню, и он уже принялся подбирать веселые ноты к сладкому потоку краснобайства.

Снаружи истекало зноем разогретое летним солнцем небо. Стражник по имени Казмер, тот самый, который заведовал их арестом, пришел незадолго до заката.

Лютик атаковал его с порога в истинно графской манере:

– Воистину, царит здесь моральный упадок и падение нравов! Что, неужто годится гостей вашей Чудовенки обрекать на пленение – вот так, без слова объяснения, с неуверенностью в головах и, что важнее, с пустым брюхом?

Казмер махнул кому-то ладонью. Внесли вполне недурной ужин. Лютик же надулся сильнее даже графского уровня.

– Что, вашсветлость? – спросил обеспокоенно стражник. – Забрать? Не станет вашсветлость кушать?

Из груди Лютика вышел весь воздух.

– Отчего же, съем.

Сам Геральт не сразу воспользовался угощением. Его радовало, что наворачивание ложкой отобрало у поэта возможность губительного красноречия.

– Выкарабкаются, – заявил стражник, предчувствуя вопрос. – Хвала богам, ни с кем большой беды не случилось. Что? Что вы так кривитесь?

– Это от упоминания богов, – пояснил Геральт.

– Ха, мог бы я и догадаться! Но, знаете, богобоязненному Карасю так просто с рук его подзуживания не сойдут. Здесь земля нейтральная и эта… ну… швецкая. А он нам уже чуть раньше за шкуру-то залил…

– Рад слышать.

– И все же должный я сказать, что вы чутку перебрали.

– Перебрал, – согласился Геральт. – Все мы перебрали. Моя вина, господин стражник. У меня чувствительность.

– И на что же?

– На тупость.

– Понимаю, понимаю, прекрасно понимаю, – стражник ухмыльнулся шельмовски. – И вижу, что понравитесь вы ей.

– Понравимся – кому?

– Вы же ведьмак, верно говорю?

– Верно. Выдал меня меч, медальон или паршивость?

– Да ладно вам, господин ведьмак, не берите слова богобоязненного Карася близко к сердцу. Не далее как вчера паршивостью он назвал комнату кривых зеркал, поскольку, дескать, искривляют и уродуют богами созданный образ человека. А сказать по чести, так приговор этот он огласил, аккурат в то зеркало насмотревшись, которое ничего не искривляло…

– Довольно о жреце, если позволите. Кому мы должны понравиться?

– Великой Ловчей. Скоро вернется и явно захочет с вами поговорить, господин ведьмак.

– Это о чем же? Об инциденте на ярмарке?

– Да где там. Хотя… Хотя, может, и так. Поскольку речь там о птицах. Как поедите, милости просим наружу, да прошу прилично себя вести. Есть кое-что, что стоит вам увидеть.

– Великая Ловчая… – бормотал поэт, когда стражник с несколькими товарищами вел их в направлении озера. – Великая Ловчая. Слыхивал я что-то о ней, вот только не помню… сплетню, балладу или истинную правду.

Чудовенка успокаивалась – по крайней мере с виду. Сумерки клали предел торгам, зато отворяли поле для разнообразнейших разговоров да веселья. На малый их кортеж внимания никто не обращал; подпитие, будто заразное поветрие, быстро подчиняло себе село и окрестные стоянки.

– Великая Ловчая, – повторил Лютик. – Может, чародейка какая? Вот бы тогда нам свезло!

– Не вижу в том никакого везения.

– Как это? Я же известный крушитель сердец, ты – известный крушитель льда, умеешь добраться даже до холодного как сто дьяволов сердца чародейки…

– Лютик. Заткнись, будь добр.

– Это туточки, – откликнулся стражник.

Стояли они над колышущимся лесом камыша.

– Чего ждем?

– Увидите. Вот-вот.

– Вижу озеро, – заявил Лютик, как миновало четверть часа ожидания. – И камыш. И обрыв. Я, конечно, поэт, да не какой-нибудь там виршеплет, но в этом романтическом пейзаже я нисколько не могу заметить ничего необычайного…