Ольга Ярмакова - Истории-семена

О том, что Эррол бессмертен, он узнал от приёмной матери в свой семнадцатый год жизни. В тот злополучный день, уйдя на охоту с братьями и отцом, юноша должен был умереть. Во всяком случае, если бы был простым смертным, как его родные. Олень, которого преследовали и ранили охотники, обезумел, и так вышло, зверь в кровавом забытье ринулся на первого попавшегося человека. Им оказался юный Эррол. Всё произошло слишком быстро: животное бесстрашно ринулось вперёд и, низко опустив голову с могучими ветвистыми рогами, ловко подцепило обидчика, насадив его грудь на остриё, словно пушинку, а затем отшвырнуло прочь. Когда родные подоспели, было поздно: Эррол истекал кровью. Раны были столь чудовищны, исцелить их не сумел бы даже самый искусный лекарь. Юношу принесли в дом, уложив последний раз в постель, – там его оставили в угоду смерти. Большего сделать было невозможно.

Но подступил вечер, близилась ночь, а жизнь, что алым румянцем теплилась на бледных щеках Эррола, не торопилась покидать его юного тела. К утру раны затянулись, и сын открыл глаза. Тогда-то мать и открыла тайну истинной сути Эррола.

– Шестнадцать лет назад постучалась в наш дом дева. Я сразу поняла, что она не из людского рода, одежды её покрывали эльфийские руны, да и лик эльфа слишком вычурен, слишком прекрасен, что ли. Эльфы вроде ангелов, прекрасны, но холодны. Та эльфийка оставила нам своего сына, годовалого тебя, Эррол. Умоляла нас твоя мать позаботиться о тебе, своём сыне, любить просила, как родного, но в свой срок всё тебе открыть и отпустить, если сам того пожелаешь. Вижу срок этот пришёл.

Смятение, страх и боль овладели приёмным сыном. Узнать, что ты не родной одно дело, но что не человек, да к тому же наделённый бессмертием, это повергало в ужас. И как он давно не догадался сам? Он ведь с младенчества выделялся. Эррол – высокий, темноволосый, стройный, с кожей лунного цвета. Братья пошли в отца, коренастые, широкоплечие и рыжевласые, а мать и вовсе низкая, хрупкая, с волосами цвета мёда. Как же жалок стал в собственных глазах себе Эррол. Кукушонок. Подкидыш. Ребёнок, от которого отказалась родная мать.

– Не так всё, сын, – ласково заверила его приёмная мать. – В отчаянии оставила тебя та, которую ты ругаешь напрасно. Столько любви было в её глазах! К тому же не один ты был у неё. В корзине она держала младенца, дочь, сестру твою.

– Её оставила, а меня бросила, – в горечи прошептал Эррол. – Но у меня есть сестра. Она где-то там. Знает ли она обо мне? А если знает, тоскует?

– Что ты задумал, сын мой? – встревожилась мать, заметив, как быстро высохли тёмные глаза сына, и странный блеск осветил их.

Не ответил Эррол, смолчал. Но поздней ночью, когда все спокойно спали, – открывшийся столь внезапно дар бессмертия нисколько не испугал отца и братьев, те посчитали то благословением свыше, – юноша-эльф навсегда покинул отчий дом, прихватив с собою только отцовский охотничий нож. Горько и одновременно легко ему было уходить. Всем сердцем любил он тех, кого считал родными по крови, но и сестру ему нужно было отыскать – сердце ныло с того момента, как узнал он о ней.

Семь долгих солнечных дней и шесть коротких лунных ночей блуждал Эррол по зелёным долинам родного края. Вот и горные хребты граничным полукружьем встали на пути юного эльфа, суля ледяной ветер, зыбкий снег и одинокую смерть безумному смельчаку при восхождении. Но тёмный блеск не оставил очей юноши, как и разросшееся желание в груди, граничившее с одержимостью. Кутаясь в накидку, подбитую мехом, Эррол двинулся вперёд.

Солнце перекатилось за середину неба, до вечера уже кажись рукой подать, а под ногами травы уже редели, всё больше уступая место серым с острыми краями камням. Скалистые зазубрины гор придвигались ближе, особенно близка стала гора Тэрлэг, мрачная и единственная из сестёр горного кряжа, что не имела серебристой накидки из снега. К ней и устремил ход Эррол.

Деревья, вскоре измельчав, исчезли вовсе; редкие низкие кустарники, да цветущие вьюны – вот и вся роскошь сероватой каменистой почвы. Что-то блеснуло серебром впереди. Озерцо. Промозглый ветер донёс слабый запах цветов, тонкий, едва уловимый и смутно памятный, как из прошлой жизни. Эррол так устал, что решил устроить небольшой привал у воды, прежде чем осмелится на подъём суровой Тэрлэг.

Ещё издали юноша приметил одинокую светлую фигуру, сидевшую у самой озёрной кромки. Приблизившись, он разглядел: юная девушка в золотистой накидке пристально всматривалась в водную поверхность. Отчего-то Эрролл сильно смутился – он-то старательно избегал встреч с людьми, одиночеством наказывая себя за молчаливый побег из дома. Но то чувство тревоги и волнения, что он испытал, узрев незнакомку, было ему внове: словно он знал её давным-давно, но забыл по какой-то причине.