Андрей Емелин - Вечная полуявь

Невольно бросив взгляд на черно-золотую тушу фрегата, девушка вдруг увидела, как на воду спускается шлюпка и ощущение отчаяния, словно выстрел из пушки в упор, выбило из нее всякие крупицы надежды на спасение.

Лихорадочно прикидывая, удастся ли сойти за кого-то кроме как за снайпера, когда у тебя за спиной висит удлиненный штуцер с массивной оптикой, Алиса решила, что ее навыков убеждения, пожалуй, окажется недостаточно. Да и разговаривать с ней вообще вряд ли кто-то собирается, в конце концов, кому может прийти в голову использовать столь нерационально все ее потенциальные возможности.

Девушка поднырнула под новую волну и выверенными движениями, освободилась от узкой кожаной портупеи, что помогала удерживать за спиной штуцер. Еще мгновенье и тяжелое оружие, ставшее столь родным, как будто являвшееся продолжением ее самой, скользнуло вниз, безвозвратно уносясь в темную бездну океана. Алиса замерла, забыв на миг обо всем, стараясь не потерять ощущение кожаных ремней на руках, последнем, что напоминало теперь о предмете, который помогал ей зарабатывать на жизнь и выживать. Мелькнувшая мысль о том, чтобы не всплывать, а остаться вот так под водой, до последнего провожая оружие взглядом, была наполнена мстительными чувствами по отношению к команде фрегата.

Им не получить ее.

Во всяком случае живой.

Но океан словно был против легкой смерти одной из своих дочерей, Алису подняло очередной волной, так что ее лицо оказалось над самой поверхностью водной глади, а от лишенных воздуха легких по телу резануло первобытным желанием выжить во что бы то ни стало, усиливающимся оттого, что заветный глоток воздуха оказался так одурманивающе близок.

Она вынырнула, жадно втягивая ртом воздух и проклиная себя за малодушие, думая о том, сколь жалко она должно быть сейчас выглядит в глазах матросов, что неумолимо приближались к ней на шлюпке со стороны фрегата. Скептически скривившись, Алиса подумала, что можно, кстати, попробовать и надавить на жалость, прикинувшись беглянкой с корвета, а не членом его экипажа. Шанс того, что подобная легенда может быть воспринята всерьез и хоть как-то изменит ее судьбу, казалась призрачно мала, но больше ничего у нее не оставалось, а потому девушка решила попытаться разыграть эту карту.

Шлюпка, борясь с высокими волнами неумолимо приближалась, и Алиса уже натянула на личико самое благодарное выражение, какое только могла, готовясь расплыться радостными дифирамбами в честь своих спасителей. Однако, вынырнув из очередного гребня волны, девушка увидела стремительно приближающееся к ее голове массивное весло.

Мир погас и пару минут она ощущала все, будто сквозь мутную непроницаемую пелену. Чувствовала, как ее затащили в лодку, как грубо, словно мешок с зерном расположили под лавкой. Пришла в себя она еще до того, как шлюпку подняли на борт, хотя корпус фрегата уже нависал слева, обманчиво кажущийся снизу совсем невысоким. Приходя в себя, девушка поморгала глазами и обнаружила, что узкая белая блузка на ней порвана, а рука матроса бесцеремонно и по-хозяйски лапает ее за грудь. Повернув голову, Алиса увидела на лице бравого морского волка, еще совсем недавно ползавшего кверху задом по палубе, пытаясь укрыться от огня снайпера, блаженную улыбку, словно это были первые сиськи в жизни, до которых ему, волею злодейки судьбы, удалось добраться. Кажется, именно он и приложил ее веслом, подплывая. Второму матросу повезло и того меньше – похотливо наблюдая за происходящим он налегал на весла, покраснев лицом и что было сил, стараясь приблизить момент возвращения шлюпки на корабль.

В голове у Алисы еще стоял звон от удара и казалось содержимое черепной коробки вот-вот вытечет у нее из ушей. Она попыталась пошевелиться, но внезапный порыв нестерпимой тошноты из-за полученного сотрясения вызвал приступ рвоты. Снова проваливаясь в беспамятство, она успела порадоваться тому, что содержимое ее нехитрого обеда теперь украшало физиономию воина школы весла.

Темнота на сей раз держала девушку в своих объятиях значительно дольше и, придя в себя, Алиса не сразу поняла, где находится.

Затхлая вонь обладала столь богатым букетом источавших ее объектов, что различить в ее нотках крысиный помет или сгнившие персики представлялось задачей неразрешимой. Понятно было лишь одно, темнота, надежно скрывавшая источники этой вони, была скорее преимуществом нежели недостатком в сложившихся обстоятельствах.