Екатерина Соболь - Медная чайка

Гвен рывком вытащила руку, бычок со щелчком захлопнул пасть – видимо, терпел уже из последних сил, – и замычал во все горло. Остальные коровы тут же подхватили. Гвен облегченно прислонилась к загородке загона и тут поняла, что кое-что не продумала. Чтобы чудо было засчитано, нужно получить благодарность за него, а животное вряд ли на это способно.

– Благодари, – жарко выдохнула Гвен, схватив бычка за голову. – Подумай, как ты мне благодарен. Ты просто животное, я знаю, но давай же, давай!

Бычок уставился на нее своими темными глазами – выдающимся умом этот вид животных не отличается, – и Гвен, потратив очередной кусок анимы, передала бычку способность мыслить и говорить, как человек. Она сделала это так отчаянно и быстро, что даже подумать не успела, как именно это получилось: мама учила ее менять свойства существ, и она много тренировалась на Ульвине, но ни разу еще не получалось так уверенно и гладко.

– Тебе лучше? – выпалила Гвен.

– М-м-мда, – пробасил бык.

Ощущаться его присутствие теперь стало по-другому, хаотичные образы в голове животного начали обретать человеческую стройность и яркость. Бычок благоговейно застыл, глаза у него удивленно распахнулись.

– Скажи: «Благодарю тебя», – прошептала Гвен. – Давай же! Быстро!

Бычок посмотрел на нее.

– Я. Вижу. Странно. И красиво. Много. В голове, – неразборчиво прошептал он.

– Благодари!

– Благодарю, – покорно изрек он, завороженно глядя на нее.

Гвен почувствовала, как несколько слабых, едва различимых, как пыль, крупинок звериной анимы поплыли к ней, нетерпеливо схватила их прямо в воздухе и вбила себе в грудь. И тут же забрала у бычка способность думать и говорить по-человечески, потому что на ее поддержание уходило невероятно много сил.

– Стой! Я хотел спроси-и-у-у-у… – начал бычок, но речь ему уже изменила, и он снова замычал. Гвен нежно похлопала его по холке и выбежала из хлева, спотыкаясь на дрожащих ногах.

От слабости ее мутило, но Гвен все равно неслась вперед, ее захлестывало невероятное, огромное счастье: она все сделала, она выполнила задание! Это лучший день, лучший день! Ноги давно заледенели от мокрого снега, она даже пальцев не чувствовала, ну, ничего, сейчас посидит в кадке с теплой водой, и все пройдет.

Стены ее дома мягко искрились под лунным светом, снегопад наконец-то прекратился, и гигантские нетронутые сугробы, которые намело за три дня, громоздились вокруг, как холмы.

– Я дома! – завопила Гвен во весь голос. – Я дома!!!

Вот сейчас мама выскочит на порог и поймает ее, обнимет и закружит, и… Но окна почему-то были темными, дверь не открылась. Гвен помчалась еще быстрее и влетела в дом, пыхтя и поправляя сбившуюся на глаза шапку.

Никого. Мамы не было дома. Гвен поняла это сразу, но все равно промчалась по всем комнатам, чтобы убедиться. Ну как же она могла куда-то уйти и не встречать ее после такого важного приключения?

Мало того: тут и там вещи были брошены как попало, – мама куда-то торопилась, иначе никогда бы не оставила все так неаккуратно. Ну, значит, дело было важное. Гвен устало остановилась посреди большой комнаты и тут увидела кое-что такое, отчего сердце у нее сжалось.

На столе около печи лежала брошь в виде чайки – та самая, которую мама никогда не снимала. Гвен чуть не села мимо лавки. Мама не объясняла ей, как и почему возникают печальные чувства, поэтому ощущение, которое захлестнуло ее, было безымянным и оттого еще более ужасным. Сердце словно превратилось в камень, и этот камень медленно оседал в живот, больно расталкивая все на своем пути.

– Мама, – шепотом проговорила Гвен и погладила чайку кончиками пальцев. – Ты где?

За окном были чудесные разлапистые ели, укрытые снегом, и сквозь их узорчатые ветки лунный свет падал особенно таинственно, отражался от брошки, бросая холодные отблески на стены. Нужно было просто немного подождать. Мама задержалась где-то, а чайку в спешке забыла надеть. Да, точно! Гвен уронила голову на руки. Она придет. Обязательно придет. Вот сейчас. Через минуту. Через пять.

Но сгустилась ночь, а никто так и не пришел. Гвен медленно встала, пошатываясь от голода и усталости. Она же волшебница, она может сделать кое-что получше, чем просто ждать! Эта мысль затопила ее таким облегчением, что Гвен тут же приободрилась.

Сил оставалось совсем мало, но она все равно села на пол и прижала обе руки к доскам, с трудом заставив себя тронуть их после утреннего провала. Хорошо, что менять их не надо, – нужно просто вглядеться в них и чуть отмотать время назад. Если хорошенько вглядеться в историю вещи, можно поймать момент, когда рядом с ней происходило то, что тебя интересует. Гвен уловила чье-то чужое, не мамино, присутствие, босые ноги, ступающие по их полу, гул двух тревожных, сердитых голосов – маминого и второго, незнакомого, – шум падающих на пол вещей. Больше ничего не смогла разобрать – голова закружилась, и все исчезло. Слишком много потратила за день, много, как никогда, эта потеря теперь ощущалась, как дыра в груди, как пустое пространство там, где недавно было что-то чудесное. Но если мама вернется, будет такое счастье, что дыра тут же затянется. Гвен хлюпнула носом и выпрямилась.