Роджер Желязны - Владения Хаоса

Последовал какой-то трюк с расстояниями, будто от карты, но наоборот. Я услышал голоса, потом вокруг появилась комната, из которой я стартовал. Бенедикт, Джерард, Рэндом и Дара все еще были там. Отец отпустил мое плечо, исчез, и я вновь оказался среди родственничков.

– Ну и что там новенького? – поинтересовался Рэндом. – Мы видели, что отец отправил тебя назад. Не знаешь, кстати, как он это делает?

– Не знаю, – ответил я. – Но он подтверждает все сказанное Дарой. Он дал ей и кольцо, и послание.

– Зачем? – спросил Джерард.

– Хочет, видите ли, – развел я руками, – чтобы мы научились ей доверять.

Бенедикт встал:

– Тогда я пошел выполнять указания.

– Он велел атаковать и отойти, – сказала Дара. – Потом их надо просто сдерживать.

– И долго?

– По его словам, все прояснится само собой.

Бенедикт улыбнулся, что случалось с ним крайне редко, и кивнул. Он сумел одной рукой достать футляр для карт, вынул колоду, большим пальцем отлистал специальную карту Владений Хаоса, которой снабдил его я.

– Удачи, – сказал Рэндом.

– Присоединяюсь, – добавил Джерард.

Я тоже попрощался с Бенедиктом. Когда растаяла оставшаяся на его месте радуга, я отвел глаза и заметил, что Дара беззвучно плачет. Сей факт я решил оставить без комментариев.

– У меня тоже есть приказ, так что я лучше пойду.

– А я вернусь к морю, – сказал Джерард.

– Нет, – возразила Дара. Я замер с поднятой ногой. – Джерард, ты останешься здесь и позаботишься о безопасности Амбера. С моря нападения не будет.

– Я думал, что здесь обороной занимается Рэндом.

Она покачала головой:

– Рэндом присоединится к Джулиану в Арденском лесу.

– Ты точно знаешь? – усомнился Рэндом.

– Абсолютно.

– Отлично, – кивнул он. – Приятно сознавать, что папаша и обо мне не забыл. Извини, Джерард…

Джерард выглядел несколько озадаченно.

– Надеюсь, он знает, что делает.

– Это мы уже проходили, – заметил я. – До скорого.

Выходя, я услышал торопливые шаги – меня догнала Дара.

– Что еще? – спросил я.

– Я думала пойти с тобой. Куда бы то ни было.

– Я всего лишь наверх за припасами. А потом – в конюшню.

– Я пойду с тобой.

– Я еду один.

– Я все равно не смогла бы ехать с тобой, надо ведь поговорить и с твоими сестрами.

– Они тоже при деле?

– Да.

Некоторое время мы шли молча, затем она произнесла:

– Знаешь, Корвин, все это делалось не так бездушно, как тебе сейчас кажется.

Мы вошли в кладовую.

– Ты о чем?

– Сам прекрасно понимаешь.

– А… Хорошо.

– Ты мне нравишься. Со временем это может стать чем-то большим, если у тебя остались хоть какие-нибудь чувства.

Гордость подсказывала мне резкий ответ, но я прикусил язык. За долгие века чему-нибудь да научишься. Да, она меня использовала, но и сама действовала при этом не совсем добровольно. По-моему, худший ответ был бы примерно таков: «Отец хочет, чтобы я тебя хотел». Но разве можно допустить, чтобы обида на подобное вмешательство влияла на мои чувства или на то, чем оные чувства могут стать со временем?

– Ты мне тоже нравишься, – ответил я и посмотрел на Дару.

Казалось, она ждала, чтобы ее поцеловали, и я не обманул ее ожиданий.

– Мне пора идти.

Дара улыбнулась, сжала мою руку, а потом ушла. Я решил, что исследованием своих эмоций займусь малость позже, дел и без того невпроворот.

Я оседлал Стара, одолел гребень Колвира и остановился у своей гробницы. Усевшись на скамейку, я курил трубку и смотрел на облака. Удивительно наполненный день – а ведь он едва перевалил за половину. В моем мозгу весело резвились предчувствия – из той породы, которую в приличных домах не пускают дальше кухни.

Папашин вызов застал меня мирно дремлющим. Я вскочил как ошпаренный.

– Корвин, решение принято, и время пришло, – изрек папаша. – Обнажи левую руку.

Что я и сделал, а он становился все более материальным, приобретая все более царственный вид. На лице его все отчетливее проявлялась никогда раньше мною не виданная печаль.

Левой рукой он взял меня за запястье, а правой достал кинжал.

Я смотрел, как отец сделал на моей руке надрез и тут же вложил кинжал в ножны. Пошла кровь; он поймал ее в горсть, отпустил меня, накрыл левую ладонь правой и отошел. Подняв руки ко рту, он сильно дунул и быстро их развел.

Хохлатая птица размером с ворона и цвета крови постояла на его ладони, перешла на запястье и чуть наклонила голову. Красный, как кровь, глаз смотрел на меня с ни на чем не основанной фамильярностью.