Дмитрий Красько - Когда умирают боги

– Я не забыла, – холодно отрезала Афина. – Именно поэтому мы здесь. Мы не рассчитываем отыскать всех. Да это и не нужно. Что умного могут сказать сатиры или нимфы? У них на уме только одно… Но остальных, самых могучих, разыскать надо. Чем больше наших сегодня отправится на поиски, тем больших мы сумеем найти.

– То есть, ты хочешь, чтобы я поехал неизвестно куда, искать, по сути, неизвестно кого? – я недоверчиво приподнял бровь.

– Да, – коротко кивнула она.

– Не думаю, чтобы мне понравилась эта идея.

– Почему? Прометей и Геракл согласились, что мысль неплоха. Сегодня вечером они выезжают. Прометей взял на себя Европу, а Геракл – Африку. В Европе, правда, одна Гера, зато Гераклу придется потрудиться – в Африке, кроме Деметры и Пана, еще много, как ты выразился, разной пузатой мелочи собралось. Тем не менее, он взялся за дело. Что не устраивает тебя?

Афина проговорила это с таким видом, словно я отказал ей в каком-то незначительном одолжении – например, донести сумки на третий этаж. За две тысячи лет она так и не смогла смириться с тем, что ей, могущественнейшей из богинь, тоже могут отказывать. Тяжело вздохнув, я попытался объяснить свою позицию:

– Во-первых, Гераклу не привыкать к разным дурацким подвигам. А во-вторых, мне и здесь хорошо. Но главное не в этом. Главное в том, что я, в отличие от вас, не могу чувствовать других олимпийцев. Я чужак, если ты опять забыла. И, когда вы можете хотя бы примерно определить направление, в котором нужно двигаться, я лишен этой маленькой подсказки. Поэтому, куда бы я ни поехал, я буду тыкаться в разные стороны, как слепой котенок. Мне не нравится чувствовать себя слепым котенком, Афина.

– Ты прав, – с неохотой согласилась она. Ее недовольство объяснялось очень просто – это был один из тех редких случаев (по пальцам рук пересчитать), когда она вынужденно признавала мою правоту. – Но ведь ты можешь остаться здесь, чтобы мы держали через тебя связь?

– Это я могу, – я кивнул, даже не задумываясь. Действительно, что мне мешало исполнить роль диспетчера, коль скоро это совпадало с моей неохотой покидать и дом и, тем более, город?

– Хорошо, – с явным облегчением заметила Афина. Ну, хоть в этом я ей угодил. – Сначала я сама хотела остаться здесь. Но, раз такое дело, я возьму на себя Азию. Гипнос, Морфей, Гестия, Эол, Дионис…

– А ты? – я бросил вопросительный взгляд на Гермеса.

– На мне все остальное, – он посмотрел на бокал и сделал глоток. – Обе Америки и Австралия. Ну, и все остальные – они, большей частью, почему-то в Америках тусуются.

– Потянешь?

– В этих-то сандаликах? Конечно.

– В таком случае, удачи всем вам, – пожелал я. И, посмотрев на Афину, с усмешкой добавил: – Это абсолютно искренне, хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Спасибо, что согласился помочь, – вяло откликнулась она.

– Это ведь не требует от меня каких-нибудь сверхусилий, правда? – внимательно, хоть и насмешливо, разглядывая ее, я вдруг подумал, что она прекрасна. Куда красивей даже Афродиты, просто без ее мускуса. Высокая, стройная, с густой гривой светло-русых волос и огромными серыми глазами. Впечатление портил только плотно сжатый рот, придававший ей надменный и крайне неприступный вид. Почему я раньше не замечал ее красоты? Да потому что она все время шлялась в доспехах, за которыми невозможно было увидеть женщину. И наша плодотворная и непримиримая дружба мешала. Ведь невозможно увидеть красивую женщину в существе, которое постоянно выискивает возможность устроить тебе очередную каверзу. Причем, не просто табаку в чай насыпать, а со свету сжить. Афина же всегда стремилась именно к этому. Но после двух тысячелетий моя злость на нее выветрилась, и я получил возможность смотреть более или менее непредвзято. И сумел разглядеть красоту там, где прежде было лишь коварство. Впрочем, вряд ли она испытывала те же чувства в отношении меня, так что и коварство никуда не делось. Просто спряталось вглубь под нажимом обстоятельств, требовавших сотрудничества, вот и все. Но, раз уж дело идет о сотрудничестве, мне тоже не помешает быть покладистее. – И я, пожалуй, сделаю еще один вклад в общий котел. Я постараюсь разыскать Артемиду.

– Было бы неплохо, – Афина поднялась. – А я сегодня ночью, перед отъездом, постараюсь переговорить с дядюшкой Посейдоном. Благо, до океана рукой подать.

Если быть до конца откровенным, я вызвался отыскать Артемиду совсем не потому, что вдруг был обуян альтруизмом и желанием помогать всем без разбору. Просто в процессе общения вдруг переменил точку зрения и понял, что не хочу оставаться совсем уж в стороне. То самое протестное чувство, не позволявшее прийти к единому мнению с Афиной почти ни в одном вопросе. Если некий гипотетический враг желает добраться до меня, то я не собираюсь от него прятаться. Это отнюдь не было самоубийственным решением – в отличие от Старика, Аполлона и тем более Афродиты, я был куда лучше подготовлен к силовым мероприятиям. Конечно, пуле, выпущенной с расстояния в полкилометра, противопоставить будет нечего, но пуля уже была выпущена в Зевса. А убийца, как мне представлялось, старался не повторяться. Так что присутствовал даже определенный интерес, какой способ он выберет, чтобы разделаться со мной. Не совсем здоровый, конечно, интерес, но куда же от него денешься?