Думаю, он догадывался о моем прошлом, поэтому и отправил меня к своей жене, поручив ей как следует заботиться обо мне. Я стала их приемной дочерью, но счастье мое длилось недолго. Могущество Ализона крепло, он гнал армии лордов все дальше от побережья. Помню, как мы отступали на север, по опустошенным, скованным морозом долинам. Почти сразу после того, как мы добрались до Норстеда, леди Фриза скончалась, а жизнь лорда Фурло оборвала стрела, пронзившая ему горло, и свои догадки обо мне он унес с собой в могилу. И снова я была брошена на произвол судьбы.
Мне хватило одного-единственного взгляда в зеркало, чтобы уяснить раз и навсегда: с женщинами, рожденными в Холлаке, у меня нет ничего общего. У них светлая кожа и румянец на щеках, а волосы желтые, как мелкие цветочки, что по весне распускаются вдоль тропинок в саду, либо того же коричневого оттенка, что и крылышки сладкоголосых птичек, живущих в кронах деревьев по берегам ручьев. Я же смуглая и бледная, а волосы мои, которые я научилась заплетать в тугую косу вокруг головы, чернее беззвездной ночи. Вдобавок эти странные мысли… Однако еще в детстве, играя роль приемыша, я заметила, что стоит мне открыть рот, как людям становится не по себе, и потому быстро смекнула, что лучше держать язык за зубами.
За все годы, проведенные в Норстеде, я повстречала лишь двух особ, в обществе которых я не чувствовала себя чужой. Первой была почтенная дама Алусан – пожилая женщина, предпочитавшая компании своих сестер по ордену общение с травами. Все свое время она проводила в саду или в мастерской, где неустанно что-то толкла, варила, перегоняла и смешивала, чтобы наполнить очередную склянку чудотворным зельем. Мастерство ее было известно далеко за пределами Норстеда, и нередко разбойничьи отряды, прячущиеся в горах, посылали к даме Алусан самых быстроногих из своих гонцов за мазями от нарывов и микстурами от кашля, лихорадки и прочих хворей, неизбежно сражающих человека, избравшего своим обиталищем продуваемые всеми ветрами ущелья.
Когда я впервые попалась ей на глаза, почтенная дама Алусан смерила меня проницательным взглядом, которым удостаивала лишь диковинные, неведомые ей растения. Она взяла меня под свое крыло и принялась за мое обучение. Училась я охотно и следующие несколько лет провела, жадно впитывая и применяя на практике новые знания.
А потом произошла вторая судьбоносная встреча, нарушившая спокойное течение моей жизни. Я выпалывала сорняки в саду, когда сквозь монотонное жужжание вечных тружениц пчел услышала странный звук, словно кто-то тихо напевал себе под нос. Мелодия показалась мне смутно знакомой, но как бы я ни напрягала слух, пытаясь вспомнить, откуда могу ее знать, ничего не выходило – моя память молчала.
И тогда я поднялась с земли и, послушная зову этой мелодии, направилась через арку вглубь сада, ту его часть, что предназначалась исключительно для отдыха. Здесь был выкопан прудик, в центре которого бил фонтан и росли цветы. У прудика стояло кресло, наполовину скрытое в тени деревьев, а в кресле, утопая среди подушек, закутавшись в многочисленные шали, хотя день был теплый и солнечный, сидела одна из тех почтенных дам, что почти все свое время проводят в затворничестве в своих кельях и чьи имена вызывают благоговейный трепет среди юных обитательниц аббатства.
Ее лицо, обрамленное складками капюшона, казалось совсем маленьким и белым, а морщинки в уголках глаз и вокруг рта говорили не только о преклонном возрасте, но и о привычке с улыбкой встречать любые невзгоды. Ее сморщенные руки неподвижно лежали на коленях, а на одном из скрюченных от старости пальцев сидела крошечная ящерка. Ящерка, подняв головку, глядела блестящими глазками на свою хозяйку – казалось, будто эти двое вели приятную, им одним понятную беседу.
Пение оборвалось, и женщина, по-прежнему не отрывая взгляда от своей маленькой компаньонки, тихо произнесла:
– Приветствую тебя, дочь моя. Какой чудный день.
И пусть в словах этих не было ничего особенного – я слышала их чуть ли не каждый день, – мне отчего-то тут же стало необычайно тепло и спокойно на душе. Я подошла к креслу и опустилась на колени. Так я повстречалась с аббатисой Малвинной. Как и почтенная дама Алусан, она многому меня научила, но ее наука касалась не растений, а всевозможных тварей – крылатых, четвероногих, ползучих, – среди которых у человека много и друзей, и врагов.
Однако жизнь аббатисы клонилась к закату, а потому, как ни горько, нашей дружбе было суждено продлиться совсем недолго. Она, единственная во всем Норстеде, знала мою тайну. Ума не приложу, чем я выдала себя, скажу лишь, что аббатиса восприняла новость о моих способностях совершенно спокойно. Последняя наша встреча состоялась в ее келье. Она лежала в кровати – неподвижная хрупкая оболочка, сдерживающая свободолюбивый дух, – и впервые за все время нашего знакомства засыпала меня вопросами. Что за жизнь у меня была до того, как я очутилась на корабле Ализона? Помню ли я хоть что-то? И когда поняла, что отличаюсь от остальных? На все ее вопросы я отвечала без утайки.
Читать дальше