Он ещё не закончил, а гранатомётчики, как муравьи, уже волокут в гору, на стену оврага пусковой стол. Им теперь труднее, их двое осталось. Но скидок на это не будет.
Остальные казаки снова роют в песке окопы. Крепкие руки, крепкие солдатские руки, как сотни и сотни лет назад, сейчас выбросят наверх десятки кубометров земли, чтобы спрятаться в вырытых норах. И выжить. У кого это получится. А потом уйти ковырять землю дальше.
Саблин капает окоп для себя, хорошо, что грунт мягкий, и ещё окоп для кого-нибудь. Может, для взводного, а может, для кого-нибудь из расчёта гранатомёта.
Всё как обычно, всё как всегда: война.
– Есть, вижу, – сообщает второй номер расчёта гранатомёта Теренчук, после ранения Кужаева он теперь старший.
Он не отрывается от резинки уплотнителя для прицела, кричит третьему номеру Хайруллину Тимофею:
– Гранату на стол.
– Есть, – отвечает тот, быстро заражая гранатомёт, уложив полутораметровый цилиндр в ложе, кричит, – гранта на столе.
– Давайте, хлопцы, – говорит им снизу оврага взводный, – не промахнитесь.
Говорит негромко, они его сейчас не слышат. Он и не для них говорит, для себя.
А казаки роют окопы, роют быстро, умело, сколько таких за жизнь любой из них выкопал уже. Тысячу, наверное. Роют молча, только сервомоторы в суставах жужжат. А там, наверху, вдалеке где-то заливается скрежетом турель. Изрыгает белые полосы вниз по склону.
– Давайте, хлопцы, давайте, – заклинает командир взвода Михеенко гранатомётчиков,– а то эта зараза народа побьёт.
У Саблина уже второй окоп готов, а выстрела нет, он садится на край своего окопа, открывает забрало. Пока не пальнули, пока не полетела «ответка», думает покурить. К нему тут же подсаживается радиоэлектронщик Юра Жданок:
– Дай огня, Аким.
Прикуривают, ждут.
И трёх затяжек не сделали, а Теренчук орёт сверху:
– Товсь!
– Есть, товсь! – Кричит третий номер и добавляет, оглядываясь вниз. – От струи.
Это для порядка, никто из казаков, конечно, под струю залезть не может.
– Пуск! – Орёт Теренчук.
Хлопок, визг. Ракета ушла.
Саблин и Жданок делают большие затяжки. Взводный подходит к ним, толкает Жданка в локоть, мол: дай затянуться.
Жданок отдаёт ему сигарету.
– Есть! Накрытие! – Орёт сверху Тимофей Хайруллин.
Но взводный ему не верит, вернее, хочет, чтобы старший сказал, он за оптикой сидит.
– Накрытие? – Переспрашивает он.
– Накрытие, – кричит Теренчук.
– Молодцы, – радуется командир, – спускайтесь оттуда.
Но вместо этого первый номер расчёта снова припадает к оптике.
– Теренчук, глухой, что ли, – кричит взводный, – снимайте стол, спускайтесь. Сейчас бить начнут.
– Вторую вижу, – на секунду Теренчук оторвался от прицела. И снова склоняется к нему. – Вторую! Косит наших с правого фланга. Две двести сорок шесть метров.
Все молчат, взводному бы сказать, но он молчит вместе со всеми.
– Гранату, – орёт Теренчук, снова оглядываясь вниз, – чего ждём? Время идёт! Гранату давайте.
Взводному бы отдать команду, чтобы спускались, прятались, но секунды идут, а команды нет.
Лёша Ерёменко выскакивает из своего окопа, лезет в свой ранец, достаёт две части гранты, Саблин бежит к нему.
– Ну, чего вы там, – орёт Теренчук, – давайте, пока её видно, пока дымом не заволокло.
Аким и Ерёменко быстро скручивают между собой ходовую и головную часть гранаты, и Лёша лезет наверх, к гранатомётчикам, поднимает гранату над собой:
– Тимоха, лови.
Хайруллин хватает гранату, тут же закидывает её на стол, докладывает:
– Граната на столе.
– Вижу, – не отрывается от прицела Теренчук. И через секунду глядит на своего второго номера и зачем-то орёт, хотя тот в полуметре от него:
– В укрытие!
– Целься ты давай, – отвечает Хайруллин, даже и не пошевелившись.
Быть такого не может, что их по пуску первой гранаты не засекли, но мины в ответ не летят, всё летит на склон, к армейцам и их второму взводу. Там, в полутора тысячах метра от оврага, каждые пару секунд вспыхивает разрыв. И туда же бьёт сволочная турель, ни на секунду не затыкаясь. Полосует и полосует страшными белыми линиями подходы к склону.
– В укрытие, все, кто не нужен, – наконец командует взводный.
Но сам стоит, задрав голову, прямо под гранатомётчиками.
Аким отходит к своему окопу. Тяжко вот так ждать. А этот чёртов Теренчук, словно прирос к прицелу или умер на нём. Не шевелиться. Сгорбился и сидит.
Все замерли опять, ждут, Саблин снова тянет сигарету из пыльника, закуривает. Только закурил, взводный тут же забирает у него сигарету. Аким вздыхает, тянет следующую.
Читать дальше