Андрей Емельянов - Свобода выбора. Том первый. Лис

Оставалось только выбрать в каком направлении. Налево или направо? Для меня не было принципиальной разницы, в какую сторону идти. Постояв немного вспоминая, откуда тянуло сквозняком, я решительно повернул налево.

Держась правой рукой за стену и иногда подсвечивая себе путь, я брел по этой бесконечной пещере. Темнота была такой плотной, что, казалось, можно потрогать её, или даже отломить кусочек и положить в карман брюк. Ни лучика света, ни намека на выход. Страх и паника накатывали волнами, и с каждым разом мне становилось все трудней с ними бороться.

Судя по стене, от которой я старался не отходить, пещера уже дважды круто заворачивала влево и один раз вправо. Иногда под ноги попадались мелкие камушки, задев которые, я каждый раз вздрагивал. Звук улетевшего в темноту, и с громкими щелчками ударявшегося об пол камня, эхом разносился по всей пещере, и я ждал, когда же все утихнет.

Как назло, в такие моменты вспоминаются все виденные вами фильмы ужасов, и предательский ком подступает к горлу. В какой-то момент мне надоело шарахаться от каждого звука, и я решил петь. Подумал немного, кивнул сам себе, прочистил горло и запел:

– У солдата выходной, пуговицы в ряд.

– Ярче солнечного дня, золотом горят…

Не знаю, почему мне на ум пришла именно эта песня, но кроме нее в голову лезла всякая муть, так что я был доволен своим выбором. Сюжет у песенки незамысловатый, а слова запоминающиеся. Так и шел, негромко напевая, и чувствуя, как постепенно отступает страх.

Сколько это продолжалось? Знаете, я до сих пор задаю себе этот вопрос. Час? Два? Десять? Как тут определить время?

Телефон остался там, на автозаправке. Я редко доставал его из машины, только если покидал ее надолго. Сейчас, впервые в жизни, пожалел об этом. Будь у меня телефон, можно было бы попробовать позвонить спасателям, ну или, на худой конец, в полицию. Не думаю, что здесь бы он ловил, но ведь всегда есть небольшой шанс? В крайнем случае, мог бы спокойно светить себе под ноги, включить музыку. Но телефона не было и этим все сказано.

Я так задумался об этом, несомненно досадном, недоразумении, что не сразу заметил изменения, а когда заметил – чуть не подпрыгнул от радости. В пещере стало светлей! То есть стало светлей, это не совсем точное определение. Раньше вокруг была кромешная тьма, куда ни шагни. Ни зги не видно. А теперь я стал слабо различать контуры стены и камней под ногами. На радостях я позабыл про зажигалку и прибавил шаг. Выход там, и он совсем близко. Иначе откуда ещё мог проникать этот свет? Были опасения, что это всего лишь щель в потолке или стене, и выбраться через нее я не смогу, но я упорно гнал их прочь.

– Это выход и точка!

Свет становился все ярче, и вскоре я уже бежал. Пещера снова начала забирать вправо и в какой-то момент стена по правую руку от меня резко ушла в сторону, и я понял, что нахожусь в огромном зале, а на противоположной стороне горит яркое пятно света. Он слепил меня так, что пришлось прикрыть глаза ладонью.

– Выход! Я знал! Я спасен!

Меня переполняли эмоции, и я на полном ходу устремился к маячившему впереди, маняще яркому жёлтому пятну. По мере приближения пятно росло, а я все ускорялся и ускорялся. Разумеется, долго так продолжаться не могло.

До выхода оставалось всего ничего. Тридцать, максимум сорок метров. Я уже чувствовал запах свежего воздуха и зелени. От радости хотелось прыгать и плясать. Но вот не врут пословицы, хоть убей. Не говори гоп, пока не перепрыгнул.

Забыв обо всем на свете, кроме самого света, маячившего так близко, я на всем ходу налетел на особенно крупный камень. Нога запнулась, и я с ужасом понял, что лечу лицом вперед и уже ничего не могу с этим поделать. Единственное, что успел – выставить перед собой руки, чтобы это самое лицо не разбить.

Лицо я, конечно, не разбил, но удар все равно вышел болезненный. В грудь словно кувалдой шандарахнули. Воздух с громким «хек» вырвался сквозь стиснутые зубы, а перед глазами замелькали серебристые мушки. Какое-то время разевал рот как рыба, выброшенная на берег приливом, и силился побороть боль в груди.

Несколько минут, проведенные на полу, показались мне вечностью. Постепенно боль начала отступать, а дыхание пришло в норму. Я с трудом повернулся на бок и открыл глаза. Прямо передо мной лежал череп. Человеческий череп, давно растерявший всю плоть, с огромной царапиной, начинающейся от макушки и оканчивающейся на подбородке. Будто кто-то злой и голодный пытался добраться до содержимого, оставив отметину одним из своих клыков.