Эдуард Поляков - Квази Эпсилон. Друид

Моя охрана, следующая за мной словно тени, довели меня до моей резиденции и осталась у входа, как и всегда. Только вот как только я переступил порог, стало понятно – что-то произошло. Мебель частично была перевернута, из всех факелов горели едва ли треть. Первая мысль, которая пришла ко мне в голову: нас ограбили. Но с другой стороны, кто вообще посмеет это сделать? Да и зачем? Глупости какие-то.

Я услышал плач, и голос того кто плакал мне был отлично знаком. Его стенания раздавались из дальней комнаты, в которой мы упражнялись с растущей лозой. Я, конечно, мог предъявить конунгу за погром и объявить, что это растение должно быть рядом со мной, но решил не проверять свою удачу и единственный шанс. Поэтому про растения знал только Ольгерд, который в одиночку ухаживал за ним и едва ли не ночевал здесь, игнорируя даже мое предложение съездить к виноградникам.

Видимо, парня всерьез задело то, что у него больше не выходило мысленно управлять растением и заставлять разворачиваться еще молодые листья. А вот поведать ему правду про то, что у него с самого начала было мало шансов, я не мог, хоть и видел, как парень мучается, пытаясь преодолеть стену, которая ему изначально была не по зубам. Лоза его стараниями и моими манипуляциями уже покрывала всю каменную стену, но Ольгерд жаловался, что если бы можно было вынести ее на солнце, она заменила бы парню любимого питомца, хобби и работу.

Когда я наконец доковылял, петляя в лабиринте комнат, то обнаружил Ольгерда сидевшего над перевернутым растением, стебли которого были порублены в труху. Возле растения лежал бездыханный труп черноволосой Ингрид с ножом в руках и зияющим проломом в черепе. И вот над всей этой мизансценой навис Ольгерд, который плакал, сидя на коленях, и перебирал в руках ветви лозы.

То, что здесь произошло, можно было угадать и не имея семи пядей во лбу. Ингрид, хоть и спала со мной, но ее номинальным хозяином являлся Торд, и было вполне предсказуемо, что от него она получила некие инструкции. Видимо, найдя виноградную лозу в дальней комнате, ей не пришло ничего умнее в голову, чем изрезать растение ножом. И за всем этим действом ее и застал Ольгерд. Ну а дальше парень не нашел другого выхода, кроме как садануть милую жрицу любви золотым бюстом по затылку. Статуэтка золотого льва в этом случае сработала не хуже чем боевой молот, и проломила девичий череп, разбросав кроваво-серые мозги по ковру. И вот сейчас парень нисколько не жалел об убийстве, сейчас он горевал по растению, которое погибло.

Именно в этот момент я и осознал, что Ольгерд пойдет со мной до конца, и что этот конец, возможно, гораздо ближе, чем я предполагал. И что нужно делать ноги, и как можно быстрее.

Я закрыл глаза, видя как постепенно, растение теряло свои жизненные силы. Дальше тянуть не имело смысла, поэтому я сгреб в охапку парню все до последнего листочка и вновь потянул за фалангу указательного пальца. Она снова щелкнула с хрустом. Но парень даже не поморщился, увидев мою кровь и услышав неприятный звук. Он был словно в трансе. Его лицо было щедро умыто слезами истинного отчаяния.

Не было твердой уверенности, что у меня получится, но я все-таки решил рискнуть. Как только семечка отделилась от пальца, мой уровень вновь рухнул на одну единицу. В принципе, я этого и ожидал, поэтому не стал тянуть и просто приложил маленький орешек к рубленой зелени в руках парня.

Корешки из-под скорлупки сразу проникли в стебли, соединяя их мелкой паутинкой сосудов. Сначала это все выглядело так, словно паук сплел паутиной мусор. Но постепенно паутина увеличивалось, крепла, и изменилась с белых волосков в более плотные и темные волокна. Но не это было удивительно: тонкие волоски связали вместе не только веточки, но и плотно прилипли к рукам Ольгерда, державшего умирающее растение.

Парень никак не реагировал. Зато реагировало его тело: слегка смуглая кожа потемнела и стала такого же оттенка, как и у меня, и горевшие золотым огнем волосы седели прямо на глазах. Я до конца не понимал, что у меня вышло: парень был теперь похож больше на дендроида, чем на островитянина остгёрда.

– Ольгерд, – я потряс парня за плечо. – Подъем, боец.

Тот посмотрел на меня еще слезящимися глазами, а потом перевел взгляд на свои руки. Темные, скорее антрацитово-черные, чем кофе с молоком, дрожа, они начали поднимать то, чем стала порезанная виноградная лоза. Теперь она была словно древесная змея, обвязавшись вокруг тела парня. Тот засмеялся, и от этого слезы еще больше хлынули из его, теперь желтых с черными бусинками зрачков, глаз.