Ярослав Щипанов - Хроники тихого охотника

Щёки румяные, задницы не траханы! И вера в империю в глазах! – вторит Томпсон, облизывая пальцы.

Скоро поумнеют!

Внезапно раздаётся звонок телефона, лицо Томпсона искажается, и тот мгновенно разворачивается, крича во всё горло: ALARM! Но, разобравшись, что это телефон, он грязно ругается и роняет голову на руки.

Дрянь, всё дрянь!

Что, опять неисправные торпеды? – предположил я

Ещё сколько! Девять подряд! ДЕВЯТЬ! – прорычал Томпсон и сплюнул себе под ноги.

Я киваю и невесело ухмыляюсь, у самого в последнем походе пять торпед подряд не сработали. Когда мы пришли на базу, у меня было дикое желание набить морду начальнику интендантской службы за такой подарок!

Ладно, идём к нашим! Вон Зайтлер припёрся, наконец!

Киваю ему и, взяв свой бокал пива, иду вместе с Томпсоном к столу командиров, но только мы подошли, как на мое место тут же приземляется какой-то лейтенант и задирает кверху ноги.

Ты что охренел? – ревёт Томпсон, хватая парня за воротник.

Тот от страха аж побледнел, а Филипп наклоняет его к себе и дышит прямо ему в рожу.

Чтобы я больше тебя здесь не видел, сопляк недоношенный! – орёт он ему в лицо и практически швыряет парня через два стола на пол.

Мельком глянул на него, живой и чёрт с ним! Я подхожу и протираю рукой сидушку кресла, как будто смахивая с неё грязь, и сажусь за стол, рядом со мной садится Томпсон. Кроме нас двоих и Зайтлера за столом сидят ещё трое: Вагнер – командир U 43, Савилов, тоже русский, как и я, и Труман. Зайтлер разливает нам всем настоящий ирландский виски, где он его достал – понятия не имею, ведь Ирландия вот уже как год оккупирована конфедерацией.

Мы поднимаем бокалы и выпиваем, не чокаясь. Крепкий алкоголь обжигает внутренности, но мы к такому привыкли. Я поглядываю на Трумана, всё жду, когда он задаст нам всем вопрос, которого мы так боимся?

Наконец, тот вздыхает и оглядывает нас.

Есть новости про Кеша?

Минута молчания, затем Томпсон также вздыхает и опрокидывает бокал виски.

Нет!

Ясно… Я так и знал, когда потерял с ним радиоконтакт.

Минута тишины, потом он, торопясь, спрашивает:

Неужели никто вообще ничего не знает?

Нет.

Есть еще шанс?

Нет.

Выпущенный изо рта сигаретный дым неподвижно висит в воздухе.

Да… АСЫ… многих уже нет! Из нашей флотилии из двадцати осталось всего семь. Всего семь!.. Гюнтер, Эмин, Франц… всем им досталось почти в одно и то же время – мае. У Вагнера просто сдали нервы, он застрелился у себя в комнате в санатории. Больше всего не повезло моему соотечественнику и другу Валере Мещерякову – командиру русской Щуки «Щ – 100», прикомандированной к нашей флотилии за два месяца до моего первого похода! Зажало между перископом и бронеплитой рубки, когда ту протаранил эсминец. Я тяжело вздохнул: «Да… из шести «медведей», как нас называли, остались только я и Савилов, и нет абсолютно никаких гарантий, что следующими не окажется кто-то из нас».

Ещё раз молча выпив, мы переводим разговор на другие темы.

«Старик», ты когда выходишь? – спрашивает меня Томпсон, смотря на меня мутным взглядом

Завтра утром в восемь.

Тот кивает, оборачивается и, икнув, произносит:

– А где Кальман?

– Он точно не придет.

– Ясно почему, – фыркает Савилов

Кальман вернулся позавчера с тремя победными вымпелами на приподнятом перископе – три транспорта. Последний он потопил при помощи орудия в мелких прибрежных водах. Мне невольно вспомнился разговор с ним в штабе: «Потратили на него больше сотни снарядов! Море было бурное. Нам приходилось стрелять под углом в сорок пять градусов с лодки, находящейся в надводном положении. Вечером перед этим, в 19:00, мы торпедировали еще один из-под воды. Два пуска по кораблю водоизмещением двадцать тысяч регистровых тонн. Потом они погнались за нами. «Банки 2 2 Банки – жаргонное название глубинных бомб. Небольших жестяных бочонков, начинённых мощным взрывчатым веществом, предназначенных для борьбы с погружёнными подводными лодками » сыпались целых восемь часов. Должно быть, они израсходовали весь запас у себя на борту».

Мы проговорили ещё минут десять, после чего Томпсон, снова икнув, встал и нахлобучил фуражку.

Пойду отолью!

Провожаю его взглядом и, покачав головой, делаю ещё глоток виски, оборачиваюсь: кто-то из офицеров U 43 выхватил пистолет и заорал: «Ложись»! Я просто сполз по креслу вниз, и в ту же секунду раздались выстрелы, уже по привычке загибаю пальцы на каждый из них. После восьмого выстрела стрелявший, явно довольный собой, орёт: