Мариэтта Роз - Посеявшие бурю

Тут Мариэтта сорвалась:

– Чёртов ублюдок! Думаешь, можешь просто прийти и так говорить со мной? Я тебе не уличная шалава! – соскочила с подоконника. Стояла, вытянувшись. Вся такая злая, горячая, аж искры из глаз сыплются.

– Я тебя что, уговаривать должен! – заорал Джарет, не выдержав такого зрелища. В груди бухало подобие набата. – В койку! Немедленно!

– Скотина!!

Мариэтта швырнула в него чашку. Попала. Чашка ударилась о грудь Короля, разбилась. Остатки кофе расплылись по рубашке.

– Ах ты… – едва дыша, вымолвил Джарет, вставив при этом такое слово, что у Мариэтты в глазах потемнело.

Ринулась к нему, выпуская когти, но Джарет успел перехватить. Изо всех сил он стиснул вздувшиеся кисти у неё за спиной, женщина оказалась тесно прижата к нему. Успокаиваться Мариэтта не желала, при этом её трясло так, словно било током. На Джарета это подействовало, как стимулятор на быка. Он впился ртом в её губы, укусил. «Моя! Моя!» – стучало у него в голове. Больше он ничего не соображал. Всё в нем рухнуло, остались лишь примитивные инстинкты, твердящие одно: размножаться.

Позже, уже лежа в постели, он касался губами тех мест на её теле, где набухали синяки. Каждый раз шептал: «Прости».

– Ты – животное, – проурчала Мариэтта, потягиваясь. Она уже не злилась.

– Что поделать! – рассмеялся Джарет. – Ты испортила мне рубашку.

– Мне жаль, но ты вел себя, как свинья.

– Я всегда такой, – со вздохом признался король.

– Нет, – возразила Мариэтта, – иногда ты бываешь милым розовым поросёнком.

* * *

Но те последние дни, что Мариэтта провела в одиночестве, глубоко врезались в сердце. Она вдруг затосковала. И только сейчас, в объятьях мужчины, ей удалось хоть ненадолго забыться. Ближе к утру проснулась, томимая чёрными мыслями: он вновь не пришёл. Тот самый мужчина, который являлся ей во снах в Эльсидории.

Мариэтта встала, накинула халат, прошла на кухню. Там включила чайник. Пока ждала, когда вскипит вода, смотрела в окно, размышляла.

Вот уже около года она здесь. И ведь раньше не знала тоски, сердце билось равнодушно. Но как только её тела коснулся мужчина, что-то пробудилось. Непонятное, необъятное чувство, которое мудрые эльфы называют предчувствием любви.

Мариэтта думала об Эльсидории, о тех мужчинах, что оставила там: Эндрю, Азаир и тот незнакомец из снов. Первого убили из-за нее, второй – сам стал убийцей, а третий? Кто он? Человек? Призрак? Мечта?

«Интересно, – вдруг подумала она, – а кем станет Джарет? Жертвой, убийцей или призраком?» Тут же передернуло – ни первого, ни второго, ни третьего она ему не желала. Но все-таки оглянулась, прислушалась – спит. Вздохнула с облегчением.

Наконец вода закипела. Мариэтта сделала себе кофе и, сжимая в пальцах горячую чашку, снова посмотрела в окно. «Почему он не приходит? – вновь подумала она. – Там, даже в Аустерленде, всегда! он слышал меня. А здесь нет? Может быть, я слишком далеко? Или его все-таки не существует?..»

Джарет проснулся от толчка. Сердце гулко билось.

– Мари?

Не откликнулась. Тогда встал, прошел на кухню. Мариэтта стояла у окна. Услышала шаги, оглянулась.

– Я тебя разбудила?

– Не ты, – Джарет взял чашку, улыбнулся.

Надо было что-то сказать, самое лучшее – признаться, но Король домовых промолчал. Он просто сделал себе кофе, буркнул что-то на счет «растворимой бурды» и сел рядом с ней на подоконник.

Так они просидели до рассвета.

А утром за завтраком у них состоялся такой разговор. Мариэтта как раз встала за чайником.

– Когда ты нормальную кофеварку купишь? – проворчал Джарет. – Я ненавижу растворимый кофе.

– А мне нравится!

– Тебе нравится – вот ты и пей, а для меня, будь добра, купи кофеварку. Я зачем тебе деньги даю? Чтобы ты их тратила! И желательно на полезные вещи.

Мариэтта положила себе ещё салата и подумала: «Какой-то семейный разговор у нас получается. Потратила – не потратила» . Даже смешно стало.

А ведь действительно! Сидят на кухне, за столом, завтракают. Пьют кофе: он – крепкий, черный, она – послабее, с сахаром и молоком. Специально для него приготовила яичницу, себе порезала помидоры, бутерброды. Для него же поставила на стол масло в красивой тарелочке, рядом положила ножик. Потом достанет печенье, которое они уже любят оба. А что они будут делать потом, не знает. У неё выходной, а чем займется он – ещё не спрашивала. Пока они про деньги говорят, по-семейному.