Илья Ингвар - Спираль эпох. Книга первая. Тяжёлое пробуждение

Тем не менее, периодически ему приходилось прикладываться к золотистой жиже, чтобы ненароком не вызвать подозрений. Конечно, всем было плевать на Джигги, но никакая осторожность в его деле лишней не бывает. В конце концов, слово «перестраховаться», по твёрдому убеждению самопровозглашённого магистра «подрезных» искусств, придумали недалёкие придурки, не знакомые с жизнью в реальном мире. Можно только ПОДстраховаться. ПЕРЕстраховаться невозможно.

«Ну и если ты такой умный, то какой тухлой селёдки ты делаешь здесь?»

Да, рассуждать о правильном поведении, что завсегда отведёт от тебя беду, и действительно ни во что не вляпаться – разные по сложности задачи. Но в случае Джигги Вполжопы все неприятности – плод исключительного невезения и никак не его собственных оплошностей. Ну разве просил он мамашу спать с «факиром» из проезжего шапито за обещание «взять её с собой в мир приключений»? А спиваться джином до потери сознания, пока плод любви со свалившим наутро мошенником шарится по худшим районам города без присмотра? Кто мог знать, что у того придурка-баронёнка окажется в компании хренов лакей-собаковод? Он же не любит грёбаных разрази их всех огненная бездна собак! А мог ли он знать, что у Напёрстка мозги сгнили ещё в утробе? Вроде пару раз наводил же на верняки, как он умудрился забыть выведать, кто складом тем трижды проклятым владеет? Ну не может человек его профессии просто «забыть» о таком обстоятельстве. И ладно бы это треклятое место принадлежало кому-то из местных. Этих можно убедить, что наводчик – кусок тухлой репы. Хреновы мехожопые вообще ничего не слушают и ни в чём не разбираются. Чуть что – хватают дрын и начинают махать им во все стороны. Как они говорить-то научились? Небось звуки от ударов начали имитировать, когда все дрыны в округе попереломались!

Мехожопые… Джигги не знал, откуда пошло это прозвище. Но все зовут северян именно так. Естественно, за глаза, потому что, по информации Джигги, затолкнуть мозг обратно в черепушку, если его оттуда выбили, нереально. Кто-то говорит, что прозвище появилось от привычки северян подбивать одежду мехом. Кто-то намекает на их повышенную волосатость: мол, даже на жопах у них растёт борода. Но Джигги сомневался, что кто-то специально проверял. Ему больше всего нравилась версия, согласно которой рожи их мужиков, действительно обильно покрытые бородой, настолько прекрасны, что издалека (а иные и вблизи) напоминают задницы. Чего уж греха таить, до сегодняшнего дня он был уверен, что и у женщин их племени тоже растёт борода. Но реальность, сидящая в паре столов от него, доказывала обратное.

Под всеобщее одобрение мехожопая грохнула кружкой по столу с такой силой, словно собиралась его убить. «Что, если спокойно поставить кружку когда допил, оно хуже усвоится?» Джигги состроил кислую как местное пиво гримасу и ещё раз внимательно оглядел северянку. Волосы цвета пшеницы, остриженные так коротко, что не падали даже до плеч; раскрасневшаяся физиономия, которая, надо признать, при всей крупности черт смотрелась гармонично; ошалелые от кутежа глаза цвета полуденного неба; аккуратный овал лица… и всё это на теле холмового гиганта из побасенок, которыми пугают непослушных детей. Ростом с полтора Джигги, с охватом плеч больше, чем у среднего стражника в броне, она могла задушить в объятиях даже здоровяка Ровина, а уж эта селёдка, говорят, отнюдь не в церкви намолил денег на собственное питейное заведение.

Неудивительно, что северянка так легко справилась с виверной, от которой дали дёру все городские стражники разом, предпочитая охоту на кобальдов (не говорить же потом главному, что они просто свалили подальше от здоровенной длинношеей ящерицы). К счастью, на рыночной площади какого-то рожна забыла наша героиня со здоровенным двуручным мечом, который, по всей видимости, весил больше Джигги. Орудие убийства виверны, невесть откуда взявшейся прямо посреди Поста – крупнейшего Вольного города – покоилось на столе рядом с хозяйкой, завёрнутое в ткань в несколько слоёв, но оттого не менее грозное.

«Благодарные жители» в лице главы гильдии рыботорговцев, отвечавшей за всю (и естественно не только рыбную) торговлю в Нижнем городе, одарили «мужес… смелую спасительницу» не только словами восхищения, но и вполне себе увесистым мешком монет. Безусловно, любой, кто хоть сколько-нибудь знал тучного гильденмейстера, мог с уверенностью утверждать, что под верхней горкой серебра скрывалась основная масса из медяков, но сумма по всему выходила приличная. И другого места, где в нижней части Поста можно было бы подрезать такие денежки за один вечер, Джигги не знал. Конечно, можно было бы устроить рейд по рынку – опасно, но точно не так безумно, как то, что Джигги собирался сделать сейчас. Но после появления проклятущей ящерицы никто не решился вернуться к торговле в тот же день. «Как обычно – везёт как утопленнику!». А деньги нужны были уже завтра утром. Иначе Рагнар, раздери его тёмные боги, отрубит Джигги обе руки в назидание. Даже по меркам суровых законов изнанки Нижнего города северянин отличался жестокостью, прытью и настойчивостью медведя-шатуна, решившего во что бы то ни стало подкрепиться незадачливым путешественником. По уровню развития и общей красоте главарь одной из местных шаек, конечно, медведю уступал, но в лицо ему это мог сказать разве что здешний гильденмейстер, регулярно нанимавший Рагнара для самых разных поручений. Северянин хоть и не любил, когда к нему обращались без трепета, а всё, что он не любил, он сразу же сживал со свету, но колкость языка старой толстой селёдки Бобана терпел – как-никак один из основных работодателей. Жадность также входила в известные «добродетели» Рагнара, да причём входила уверенно, «с ноги».