Вера Хинер - Цепь рубикона. Круг первый. Книга третья

И стоило погрузиться в воспоминания, как начинал наступать Он. Страх.

Неприятное чувство точило и не давало покоя.

Неужели это она виновата во всем? Пройди Маян мимо и не произошло бы ничего. Заурэ давно была бы мертва, а алласцы продолжали спокойно выполнять порученную работу. Но она подвернулась под руку Маяну, оказавшись в нужном месте, в нужное время. Да, он хотел провести эксперимент, его доля вины тоже присутствует. Но все могло забыться и не реализоваться, пройди он мимо нее. Слишком жалкой и несчастной Заурэ была тогда.

Солель вздохнула. Теперь ничего нельзя изменить. Только это помогает принять трагедию. Главное, чтобы бы ее никто не нашел, не заставил отвечать за полученное тело. Если они попробуют снова превратить ее в рабыню, что делать тогда? Эти мысли пугали больше всего.

И последствия… Она понимала, что трагедия на базе алласцев могла принести колоссальные потрясения. Поэтому девушка боялась даже представить, что может произойти за ней. Но в этом тихом и глухом месте еще не слышали о катастрофе. Может быть, все обойдется?

На кровати лежало темно-синее платье, заботливо оставленное прислугой. Нужно переодеться. В конце концов, хозяева замка похожи на добрых людей. Остается надеяться, что они не побегут рассказывать о ее местонахождении. Мамир выглядит навязчивым, нужно постараться избегать доверительных отношений с ним…

Переодевшись, девушка свалилась и моментально заснула. Ни один тревожный сон не помешал ей хорошо отдохнуть. А утром она еще больше обрела уверенность в том, что все закончилось, и прошлое не преследует беглянку.

Солель приняли в замке очень хорошо, она была окружена настоящим уютом и уважением. Ригванка завтракала вместе с Сином и его сыном, а потом уходила к себе в комнату, так как не хотела, чтобы её кто-то тревожил первое время. В одиночестве никто не слышал её плача, никто не видел глаз, устремленных в прошлое.

Это одиночество лечило её и позволяло держаться, давало силы и мужество. Солель словно наращивала панцирь, защитную оболочку, которая позволяла чувствовать себя увереннее. Она понимала, что прошли времена унижения, теперь никто не посмеет даже взглянуть на неё косо. Но обрывки памяти не давали до конца расслабиться и спокойно дышать.

Господин Кникен пребывал в хорошем расположении духа. Он посмеивался над своими мыслями, пальцами отбивал барабанную дробь и не обращал внимания на дочь.

Тому мучил вопрос, ответа на который она не находила.

Хранители говорили, что у Юна была цель, ему нужно было сотворить что-то, а виной всему какой-то дом. Подспудно чувствуя связь отца с этим, Тома знала, что только он все объяснит. Ответ откроет многое, но заставить поверить в вину Юна не может.

– Никогда бы не поверил, но жизнь подкидывает разные шутки, – улыбнулся Кникен, заметив взволнованную девушку рядом.

Тома перегородила дорогу отцу.

– Не жизнь, а чудовище, о котором мы ничего не знаем.

Кникен насмешливо посмотрел на девушку.

– Давай не будем. Юн выбрал собственную судьбу и не спросил никого, что с ней делать.

Нужно решиться и спросить сейчас, пока он в хорошем настроении. Тома вцепилась в спинку большого мягкого кресла, на котором любил отдыхать отец вечерами.

– Папа, о каком доме говорили Хранители? Скажи мне…

Казалось, господин Кникен удивлен. Или ей просто кажется, и отец давно подготовился к такому проявлению любопытства?

– Так. Зачем тебе это нужно?

– Как это, зачем? Я хочу узнать, неужели у Юна был мотив? Неужели ты мог сотворить с ним что-нибудь плохое раньше?

Господин Кникен миролюбиво выставил ладонь перед собой, притормаживая возмущение дочери.

– Тома, послушай меня. Я человек серьезный и занимался всегда недвижимостью. Это было обычное дело, все забирали земли на месте заброшенных домов…

Значит, это все-таки правда, и все не случайно.

– Но этот дом… Он не был брошен.

– Не надо снова начинать. Юн нормально вырос вдали, я ничего не сделал, при чем тут мои интересы? У него все замечательно сложилось, да и мы его облагодетельствовали. Но, заметь, он ничего не сказал о прошлом.

Тома погрустнела.

– Выходит, все правда. Ты заложил основу еще раньше, чем случилась трагедия.

Кникен возмутился:

– А как же сестры? Ты помнишь лишь мои ошибки, но преступление против родной крови забываешь.

– Сестры? Юн не прикасался к ним! Неужели за все это время ты не понял, какой человек был рядом?

Кникен презрительно отмахнулся.