Сергей Шаповалов - Белая пустота

В прихожей дико взвыла кошка. Мурашки пробежались по спине. Входная дверь с грохотом захлопнулась. Меня, как обдало холодным душем. Я схватил гантель из-под кровати и кинулся в прихожую. Вор успел выскочить наружу. Я с силой дернул ручку… Дверь на замке. Ничего не понимаю! Примерещилось? Но дверь-то хлопнула. Может у соседей, – попытался успокоить себя. В углу за коробкой из-под пылесоса горели зелеными угольками ошалелые глаза Клавы. А кошка чего испугалась?

– Клава, – позвал я. Голос прозвучал глухо, незнакомо. – Хочешь вискаса?

Клава спряталась еще глубже и злобно зашипела. Дурра!

Чай остыл. Я плюхнул пару ложек сахара и принялся мешать. Чашка чуть не выпала из рук, когда пронзительно зазвенел домофон. Нервы совсем разболтались.

–Кто?

– Я! – гаркнул в динамике знакомый голос дядьки.

Вскоре раздался настырный стук в дверь. Как будто не видит рядом кнопку звонка. В глазке я увидел широкую круглую рожу дяди Юры, маминого младшего брата. Кожаная кепка почти на затылке. Непослушный русый вихор спереди топорщится. Нос картошкой. Короткая дубленка распахнута, открывая необъятную грудь и такой же живот. Как обычно: клетчатая рубаха. Из-под ворота выглядывает полосатый тельник.

Я открыл.

– Мамка где? – проломился сквозь меня дядя Юра, ловко скинул остроносые туфли и пошлепал в одних носках прямо в кухню. Я закрыл входную дверь и пошел за ним.

– Че, матери нет? – задал он обычный глупый вопрос.

– В холодильник спряталась, – пошутил я.

Он даже не обратил внимание. По-хозяйски полез в буфет, достал тарелку и налил себе дымящегося борща.

– Странно, борщ свежий, а Светки нет. Дай хлеба.

Я протянул ему ржаную буханку и нож. Он криво небрежно отрезал приличный ломоть, чуть ли не в четверть буханки.

– Тут дело такое, – вдруг вспомнил он. – Дядька наш в Москве умер. Надо ехать.

– Что за дядька? – не понял я. – В Москве же сестра ваша живет двоюродная.

– А, Ленка пучеглазая? Нет. Там какой-то родственник дальний. – Он громко отхлебнул из ложки. – Горячий! Майонез есть или сметана?

Я достал из холодильника пакетик с майонезом.

– Короче, ехать надо, – сказал он, выдавливая из пакетика белую струйку.

– Зачем?

– Квартира там, в центре Москвы осталась. Прикинь! Ленка пучеглазая ее продаст, – должна поделиться.

– Так может, у дядьки этого дети были…

– Не было никого. Светка знает его, ну, мать твоя. Я-то его не видел ни разу. Ленка пучеглазая позвонила, просила приехать на дележку. Царство ему Небесное, как там его, Эрнест Иванович.

Что? Эрнест Иванович…Где-то я уже… Так мне же письмо сегодня по мылу пришло от какого-то Эрнеста Ивановича, да еще с темой «Племяннику». Ерунда какая-то.

– Ну, че, где мать? – спросил дядя Юра, покончив с борщом.

– На работе. Ее никуда не отпустят. У них пациентов – целая больница, да еще студентов-практикантов на нее повесили.

– Фигово, – сделал вывод дядя Юра, шмыгнув носом.

– Давай, вместо нее съезжу, – предложил неожиданно я. – Там что, документы нужны какие-нибудь? Или подписывать чего?

– Ничего не нужно. А как твой институт…

– У меня институт еще четыре года, а сессия только через два месяца.

– Поехали, – согласился он. – Москву посмотришь. Только шарф зенитовский не надевай, от греха – подальше. Спартаковцы поймают и на мясо пустят.

– Хорошо, – кивнул я. Действительно, а чего бы Москву не навестить? – Я только матери позвоню, да у отца денег надо взять. Как поедем?

– Деньги у меня есть, – сказал дядя Юра, хлопнув широкой ладонью по нагрудному карману дубленки. – На машине рванем. Поездом чего-то не хочется. Дорого, да и билеты надо заранее брать.

– Отлично! – обрадовался я. – А у тебя с работой как?

– Отпросился. Да мы ненадолго. Чего там торчать? Дней пять – от силы.

***

Новенький форд всеволожской сборки весело мчался по трассе, шурша шипованной резиной. Мимо проносились убогие деревушки и шикарные коттеджные поселки, тянулись серые осенние поля, мелькали голые пролески. Нас обгоняли шустрые джипы, мы обходили неповоротливые длинные фуры. Небо хмурилось, крапал мелкий дождь, временами переходя в снег. Дворники на лобовом стекле лениво стирали морось.

Сгущались сумерки. Водители включали ближний свет. Фары отражались в мокром полотне дороги. Приемник перестал ловить волну. Дядя Юра всунул диск с какой-то попсой: рыдающие девочки и плачущие мальчики.

– Хоть бы к утру добраться, – переживал он. – Надо было раньше выезжать.