Александр Горбов - Путешествие «Галеота»

– Как же, – ухмыльнулся цверг, – начинать утро с плохой литературы – дурной тон для цверга. Я ещё не ложился. Как вечером засел за эту дрянь, так и просидел всю ночь. Хорошо пишет зараза, хоть и врет на каждом шагу. Вот послушай…

– Прости, Борх, в следующий раз. Я к тебе по делу.

– Эх, Войд, Войд. Нет чтобы уважить старика, побеседовать о возвышенном, выслушать. Мне ведь здесь и поговорить по душам не с кем – или клиенты, или подчинённые. А племянники те вообще… Что ты за человек, никакого понятия!

– Можешь считать меня сегодня своим клиентом.

– А так тем более! Выслушай, покивай с понимающим видом. А потом поднеси подарок и попроси рассмотреть твое дело.

– Что-то ты, Борх, совсем занудой стал, засиделся на месте. В молодости за тобой такого не водилось.

– А то ты видел мою молодость. Хотя, что да, то да, в молодости я бы тебе не компота налил, а пива и отдубасил потом хорошенько за твой длинный рост. Так зачем пришёл, «клиент»?

– Мне нужен корабль.

– Так бери билет и всего делов, или найми кого. Я тебе зачем?

– Мне нужен свой корабль, Борх.

– Уууу! Ты ещё летом снега попросил бы. Какие корабли перед самой зимой?

Цверг с подозрением уставился на Войда.

– А я, кажется, знаю в чём дело. Опять за старое? Снова начал её искать? Брось, всё это сказки и бредни пьяных корабелов. Нет её, понял? Нет и никогда не было. А если бы и была…. Корабля ты сейчас не найдешь. Вот в начале лета приходи. Самый сезон будет. А сейчас извини.

Войд тяжело вздохнул и полез во внутренний карман плаща. Достал маленькую коробочку и подтолкнул её по прилавку к цвергу. Внутри что-то зашебуршилось и возмущённо пискнуло. Борх жадно схватил её, осторожно заглянул под крышечку и расплылся в счастливой улыбке ребёнка, дорвавшегося до любимой игрушки. Потом поднял взгляд на собеседника и подозрительно сощурился.

– А ты их это, не того?

– Небо упаси! За кого ты меня принимаешь? Я же не цверг.

– Ну – цверг, не цверг, а мало ли, – старик закрыл коробочку и ревниво спрятал под прилавок, косясь на мужчину.

– Ни слова, понял? Если кто узнает…

– С меня первого шкуру спустят, так что не беспокойся.

– Ладно, проехали. Итак, какой тоннаж, какая оснастка, какой цвет парусов?

– Без разницы. Только быстрый, не эти ваши грузовые корыта, и корабль нужен мне сегодня.

– Сдурел? Я же не волшебник.

Войд снова вздохнул, показал под прилавок и поманил коробочку обратно.

– Нет, мои! Не отдам! – сорвался на визг Борхост. – Мои! – схватил и прижал коробочку к груди. Потом, устыдившись минутной слабости, поставил её обратно и с укоризной покачал головой.

– Ладно, твоё дело. Хочешь искать Звезду – ищи. Кто я такой, чтобы учить жизни такую дылду? Будет тебе корабль.

Он спрыгнул с высокого стула и начал расхаживать за прилавком, являя для обозрения только лысую макушку, заботливо прикрытую зачёсанными с затылка жидкими волосинками.

– Нет, этот тебе не подойдёт. Этот мне не отдадут. Этот вообще не годится, – принялся бубнить Борхост, в такт мыслям топая сапожищами.

Ходики на стене показали одиннадцать. Из маленькой дверцы на часах выехала фигурка цверга и отбила по наковаленке положенные удары. Борхост посмотрел на стрелки, подёргал себя за бороду и с кряхтением залез обратно на высокий стул.

– Значит так, есть одна посудина…

В глубине магазинчика Борхоста стоит пыльное зеркало в бронзовой раме. Если бы Войд протёр старое стекло, то увидел бы в тёмной глубине.

Поджарая фигура в короткой куртке с белой опушкой. Обветренное лицо бродяги. Волосы, цвета пшеничного поля, силятся достать до плеч. Серые глаза постоянно чуть прищурены, будто от ветра. На ладони левой руки зелёная татуировка – звезда с семнадцатью лучами. На запястьях множество мелких шрамов, как у ловцов за «призрачным» жемчугом, выхватывающих свою добычу из хищных челюстей.

Но он не будет смотреть. Войд, прозванный Зимородком, не любит зеркала.

Держа шляпу в руках, Войд вышел из лавки старого цверга. Пока они торговались, на улице пошёл снег. Пушистые хлопья маленькими светлыми ангелами падали на город. Словно благословляя землю к наступлению зимы, они торжественно опускались на черепичные крыши и камни мостовой, мгновенно тая, словно пролетая сквозь них. Зимородок поднял голову к небу, закрыл глаза и несколько минут стоял, прислушиваясь к ощущениям от невесомых прикосновений к лицу снежинок.