Эмили Болд - Тени. Реки забвения

– Крыша едет не спеша, – проворчал Оуэн, подталкивая Бастиана в плечо. – Давай же, Бастиан, верни кольцо сердца, прежде чем объявится Виктория, – настаивал он. – И предупреждаю тебя – отнесись, черт возьми, со всей серьезностью к задаче, для которой ты рожден!

Задача, для которой он рожден. Бастиан потер затылок и вздохнул. Несколько часов он искал Эбби. Он побывал везде: в ее комнате в общежитии Даркенхолла, в шляпном ателье Флоренс, недалеко от площади Пикадилли и в старом доме ее родителей в Нортфлите. Восход солнца был уже не за горами, но он так и не нашел беглянку. Даже будь у него кольцо, отследить Эбби по ее плетениям все равно бы не удалось, потому что ее плетения, до сих пор казавшиеся ему такими знакомыми, что он узнал бы их среди тысяч, за последние дни сильно изменились.

– Где же ты прячешься? – пробормотал он, запрокинув голову и глубоко вздохнув. Времени у Скай оставалось все меньше. У него, впрочем, тоже. Он задумчиво соскреб ногтем запекшуюся корочку крови со своего запястья. Прошло уже несколько дней с того момента, как он в последний раз брал плетения. Голод в нем давно проснулся, но он понимал, что поддаваться ярости нельзя – это опасно и может стоить ему жизни. Еще сложнее будет противостоять голоду, если он найдет Эбби. Он повернул на запад. Небо там стало нежно-фиолетовым, а на востоке багровый шар солнца как раз поднимался над горизонтом. Начинался новый день.

Оставалась еще одна возможность. Последняя. Бастиан наморщил лоб, пытаясь вспомнить адрес, записанный в личном деле Эбби, затем протянул руку к ближайшей утренней тени.

Глаза просто горели от усталости. Ресницы царапали нижние веки, как наждачная бумага, и образ спящего кота смешивался с образами, которые то и дело вспыхивали в моей голове. Как же я устала… Будто мчалась на карусели, которая все ускорялась. А перед моим внутренним взором все продолжали проноситься какие-то картинки. Кот, Флоренс, склонившаяся над своей чертежной доской, разрабатывая новый дизайн, ярко-голубые глаза Тристана, его озорная улыбка, которая вдруг пропала, – и вот передо мной уже не Тристан, а его брат. Серьезный, собранный. Я терялась в синеве глаз Бастиана, мечтала только об одном – чтобы он снова поцеловал. Затем неожиданно появился Оуэн. Он прямо-таки преследовал меня. Мое сердце забилось быстрее, я хотела уйти, но он не отпускал меня. Казалось, он был везде. Передо мной, позади меня, прятался в тенях, которые тянулись за мной. Я испуганно закричала, но не узнала своего голоса. А потом у меня закружилась голова. Я чувствовала, как хранитель кольца памяти проник в мои мысли. Осознавала, что он изучает мою жизнь, что читает мои воспоминания, будто я открытая книга.

Я заметалась. Надо проснуться! Не получалось… Ночь не отпускала.

– Нет, – попыталась крикнуть я, но моя сила иссякла. Ее у меня отняли, как и мой нож.

– Смотри! – потребовал Оуэн, увлекая меня за собой к картинам моего прошлого. Внезапно мы оказались уже в святилище собора Святого Павла, где пахло кожей старых книг и благовониями. – Тут что-то не сходится! Найди, что именно!

Я сбросила с себя одеяло. Мне было жарко, и я хотела открыть глаза, но почему-то никак не могла. Появилось ощущение, что я все глубже и глубже проваливалась в матрас. Как будто я лежала в зыбучих песках и чем больше сопротивлялась, тем быстрее тонула в них. Головокружение усилилось, у меня перехватило дыхание, и я судорожно хватала ртом воздух. Едкий ладан обжигал мои легкие. Я задыхалась. Задыхалась в собственных воспоминаниях.

«Кузнец потрудился на славу. В отличие от всех его предшественников, ему удалось вырвать виталинариум из оправы амулета и расщепить его на три части. Кольца, которые он выковал, – наглядное доказательство невероятной мощности этого металла. Их словно магнитом тянет друг к другу. Если положить их в один ряд, они будто оживают. Потому мы и приняли решение разделить их между собой. Кузнец же, выполнив свою работу, просто исчез в ночи, как вор, хотя мы обещали хорошо заплатить за его труд. Разумеется, это не могло не вызвать подозрений».

Я застонала. Силы кончались. Мне не хватало воздуха. Будто что-то сдавило мне грудь. Образы теряли четкость, расплывались, а карусель все продолжала вращаться. Все быстрее и быстрее. Аромат ладана постепенно угасал. Теперь перед внутренним взором вставало лицо отца. Его образ будто пытался вытеснить образ Оуэна, и я не понимала, что это значит. «Папа!» – хотела крикнуть я, но с моих губ опять не сорвалось ни единого звука. Страх поглотил меня, и головокружение вдруг показалось мне чуть ли не шансом на спасение.