Татьяна Осипова - Пластилиновый урод

Уддард накинул на голову капюшон и поспешил на улицу, освещенную ещё ночными приглушенными светодиодными фонарями.

На плотной чуть блестящей ткани плаща мелко засеменили капли экооросителя, поливающего растения и увлажняющего уличный воздух минеральной водой.

Он работал на зоораспределительной фабрике уже несколько добрых лет. Работники шли туда неохотно из-за больших объемов работ и часто ненормированного графика. У Уддарда не было семьи, он не ходил с друзьями по пабам, и он часто с удовольствием оставался на заводе вне рабочего времени. Он любил работать с животными и завод был его вторым домом, к тому же, не таким одиноким и молчаливым.

Животные не рождались в Пластауне. Как и пластаунцы, они не могли приносить потомства. Каждая особь была уникальной, в том числе и каждый пластаунец. Пластаунцы могли жить вместе, но не могли сами создавать детей, поэтому у них процветал закон о приёмных детях, поступающих к ним в город через пластовнедритель.

Оживитель превращал пластилиновые тела в живые с полноценной системой внутренних органов, но Создатели хотели сами контролировать популяции, поэтому перед внедрением любой особи в Пластаун она подвергалась стерилизации.

Животные попадали сюда через отдельный зоовнедритель, который располагался прямо на заводе. Внедрить для жителей – пластовнедритель, располагался в приёмной пластаунской больнице.

И животные, и жители попадали в Пластаун младенцами, чтобы была возможность их либо пристроить, либо усыновить с раннего возраста.

Так, часто принимая через зоовнедритель милых маленьких котиумов и собиумов, Уддард фотографировал их, затем, расположив их в уютных теплых камерах и, включив автоматическую молокоподачу, шёл в служебный офис, где находился общий сетевой зал.

Там он через рекламно-оповестительную систему Пластауна передавал объявления всем, кто мечтает завести себе питомца и оставлял контактную информацию для связи.

На заводе проживало несколько собственных заводских котиумов и собиумов, которых все подкармливали. Их все знали и воспринимали как общих любимцев. Очень хотелось бы верить, что все.

В пятницу, приняв с утра двух маленьких коровиумов и выводок перепёлиумов, распределив их по зонам и накормив, Уддард взял газетный свёрток, пару помадных плодов, бутылку аристового молока и напряжённо вошёл в столовую.

У него был там свой угол; маленький хозяйственный столик у грязного окна, отгороженный ото всех, куском фанериума.

Ему не удалось прошмыгнуть незамеченным мимо шайки ненавистных работников, среди которых был и его одноклассник-тиран Битторд, который не приминул остро рявкнуть:

– А, Уддард, здорова, урод!

Его слова, будто пыль, подняли в воздух туповатый издевательский смех сидящих рядом с ним приятелей.

Уддард бросил на них тяжёлый взгляд, и еле сдерживая гнев, зашагал в сторону.

Битторд запустил ему вслед варёным картофиумом, и он удачно влепился Уддарду в затылок. Вся честная компания Битторда взорвалась зычным хохотом.

Уддард остановился на месте, брезгливо убирая с тёмных волос и плеч остатки картофиума и уже готов был развернуться, чтобы наброситься на недоумка и сорвать ему кусок башки, как впереди раздался спасительный голос:

– Удди, сынок, присядь-ка к нам.

Это был старый добрый фермер-распределитель дядя Эндард. Дядя Энди, как ласково любили его все называть. Дядя Энди был кем-то вроде местного учителя-примирителя и его уважал даже придурок Битторд.

За столом с дядей Энди сидел и Твиддорд, цеховый работник. Простодушный и откровенный парень. Дядя Энди и Твиддорд относились к Уддарду тепло и непредвзято, с ними он мог почувствовать себя нормальным, и это чувство было для него настоящей отдушиной.

– Пожалуйста, ты не связывайся с ними, – сказал дядя Эндард. – чокнутые они, головы у них дубовые, не знаешь, чего и ожидать.

– Отчим у него местный директор, – вставил Твиддорд, – сынка отсюда и поганой метлой не выгонишь. Разве начудит чего не по закону, да и то покроют.

Тем временем со столика Битторда донеслось:

– Душа? У животных? Ну не смеши, болван. Они вообще-то для потехи нашей и набивания пуза присылаются. Всё.

– Ну пусть, – отозвался кто-то другой, – а питомцы? Пусть и без души, но для души же они.

– Иди в пениум, – последовал ответ первого голоса, – я бы их всех порвал на паласики. – Голос безудержно заржал.

– Поддерживаю тебя, Битт, – порвать их на пластаунские флаги и всё тут. – Сказал кто-то третий, заискивая.