Шон Смакер - Край Вечности

– Все ясно, – ворчу я. – Вы даже не представились.

– Зовите меня мистер Генри.

– Когда люди предлагают называть их каким-то именем, – откашлявшись, бормочу я, – сразу кажется, что оно ненастоящее.

Он снова улыбается. Из-за всех его морщин, татуировок и пирсинга сложно понять, дружелюбная это улыбка или ухмылка. В воздухе внезапно веет холодом, как перед снегопадом.

Мы возвращаемся к моей замерзшей машине, рассаживаемся по местам и едем на север, оставляя Дин позади. Авто испускает клубы выхлопов, под серым небом царит тишина. Суровые зимние дни по-своему очаровательны: низкие облака висят над полями, ряды засохших стеблей кукурузы напоминают щетину на лице старого добряка-соседа. Горы покрыты облетевшими деревьями, окрашены в серый, коричневый и где-то даже фиолетовый, а в тенистых местечках, словно алмазные вены, затаились ледяные дорожки.

Порыв ветра ударяет о борт машины. В воздухе отчетливо пахнет снегопадом.

Притормозив в переулке у своей фермы, я сижу в машине и не двигаюсь с места. Сначала тридцать секунд, потом минуту.

– Вы в порядке? – спрашивает мистер Генри.

За всю поездку мы не обменялись и словом. Казалось, он ждал, что я начну задавать вопросы, но у меня было не то настроение. Кроме того, ведь именно он хотел со мной поговорить. Так что пусть начинает в любой момент.

– Все отлично, – отвечаю я, внезапно жалея, что пригласил его домой. Интересно, не обидится ли чужак, если я снова заведу двигатель, отвезу в город и попрошу его выйти из машины?

– Может быть, пойдем в дом? – спрашивает он.

– Подождите.

Больше всего на свете мне не хочется, чтобы Джерри увидел, как я веду в дом подобного персонажа. Я выжидаю, не появится ли сам сосед или его сын, но к этому времени они обычно уже возвращаются к себе на ферму. Зимой здесь почти нечем заняться. Фруктовые деревья стоят голыми, и даже не верится, что весной все вернется к жизни и тонкие ветки снова зацветут. В саду остались лишь высохшие растения да неубранный мусор.

Способны ли те из нас, для кого наступила зима их жизни, набраться мужества и поверить, что весна когда-нибудь вернется?

– Ну ладно, – вздыхаю я. – Идемте.

Мы выбираемся из авто, захлопываем двери, и с карниза амбара испуганно вспархивают голуби, устремляясь в лес, к холодным серым горам.

В зимней тишине хлопки дверей звучат неожиданно. По пожухлой траве я ковыляю к дому. Мистер Генри пытается поддержать меня под локоть, но я окидываю его суровым взглядом, и визитер отступает.

В доме тепло; я иду на кухню сварить кофе. Похоже, беседа выйдет долгой.

– Вам что-то нужно? – спрашиваю я, нарушая молчание.

Гость устраивается в кресле в столовой. Мужчина он довольно крупный. Удивительно, что такой старик выглядит все еще сильным. Когда он разговаривает, слышится глухое звяканье. Кажется, это из-за пирсинга на языке, металлической штанги, которая выстукивает на зубах мистера Генри азбуку Морзе.

– Я хотел поговорить с вами об Абре.

– Я имел в виду сахар или сливки в ваш кофе.

– Ах да, простите. Я пью черный. – Помолчав, он продолжает: – И все же нам нужно поговорить.

В душе растет тревога. Внезапно я настораживаюсь. Я знаю, почему этот человек здесь. Знаю, зачем он пришел.

За мечом.

– Об Абре? – небрежно переспрашиваю я, отводя взгляд. Притворяюсь, будто не понимаю, в чем дело. – Видите ли, мы с Аброй не общались много лет. Очень много. Мы сильно отдалились.

Нервы на пределе. Я разливаю кофе по чашкам, стеклянный носик кофейника стучит по фарфору, словно у кого-то от холода зуб не попадает на зуб.

От чашек поднимается пар, и запах меня успокаивает.

– Ваша на стойке, – говорю я, кивая на кофе мистера Генри, а сам направляюсь к столу с горячей чашкой в руке.

Я успел забыть то самое чувство, которое испытываешь в обществе подобных ему. Кажется, что рядом человек, а потом он подходит и садится за стол, и вот уже напротив словно бы целая эра, эпоха. Смотреть на него – все равно что смотреть на Большой Каньон, разглядывать все эти пласты в камне, которые повествуют о периодах истории Земли.

– Вы что-нибудь знаете о том, чем занималась Абра после того лета, когда умерла ваша мать?

– Откуда вы знаете о моей матери?

– Все о ней знают, – нетерпеливо отмахивается он.

Я только стискиваю зубы. При чем тут моя мать? Очень странно. Кто эти «все», которые о ней знают? Мне хочется расспросить подробнее, но я молчу, сам не зная почему. Возможно, он сбивает меня с толку, и потому я хочу сказать как можно меньше. Или боюсь выяснить о ней то, что вовсе не желаю знать из страха разочароваться.