Светлана Становая - Вздорная принцесса

– Как дети малые, – неодобрительно покачала головой королева-мать.

Хотя нежность во взгляде на сыновей выдавала, что неодобрение было напускное для приличия.

– Ты порвал мне беоснийское кружево! – взревел Норманн, оттолкнув брата и кинув ему записку.

Возмущённо приподнял рукав камзола, с которого оторвалось пришитое многослойное дорогое белоснежное кружево.

Ульрих только фыркнул:

– Переоденешься в более приличное. Оделся как павлин.

– Эдрик, неси другой камзол! – приказал камердинеру Норманн, и юноша помчался выполнять поручение.

– Это ты его вчера на балу не видел, – внесла реплику королева. – Золотой камзол ослепил всех присутствующих, и подданным пришлось закрывать глаза, глядя на монарха. После этого его прозвали Золотым Соколом Скальдии.

– О, Норманн, ты делаешь успехи! Будешь первым в нашем роду, кто прославится как первый модник, а не первый рыцарь Скальдии.

– Вы мне просто завидуете, – беззлобно ответил на смешки матери и брата Норманн.

Их слова его бы задевали, если бы не было известно, что Норманну нет равных во всём королевстве в воинском искусстве. У Норманна не было ни одного поражения в рыцарском турнире, которые он устраивал ежегодно в Дангельде – цитадели на южной границе страны. Все рыцари с нетерпением ждали этого события, но каждый раз все лавры победителя доставались Норманну.

Поэтому все смешки по поводу излишней вычурности его нарядов или легкомысленного поведения быстро прекращались. Норманн доказывал, что можно быть и сильным воином и думать о красе нарядов.

Сменив камзол на более скромный, к радости Ульриха, Норманн позвал цирюльника.

Пока тот подравнивал ему щегольские усики и завивал локоны, Норманн выслушивал насмешки брата:

– Норманн, усы не идут твоим нарядным камзолам.

– Почему же? Мне кажется, что идут, – расправил он плечи и выпрямил спину.

– Норманн, ты не сокол! Ты – петух Скальдии. Который кроет всех кур подряд, – усмехнулся Ульрих.

– Норманн, правда, зачем тебе эти усы? Они тебя не красят, – подала голос королева-мать.

– Сейчас так модно, – любуясь в зеркало усами, ответил Норманн.

– Ты король, Норманн. Моду задаёшь ты, – упрекнула королева.

– Да? Тогда к усам надо отрастить бородку, надоело бриться, – поморщился Норманн. – Кстати, курочкам мои усы очень нравятся. Например, фрейлине Рихнельде, когда они щекочут её… кхм, шею, – понизив голос, чтобы не услышала мать, наклонился он к Ульриху. Знал, что откровенные разговоры о женщинах того смущают.

Так случилось и в этот раз. Ульрих мило покраснел и разозлился. Правда, досталось и Норманну.

– Я всё слышу, Ваше Величество, – строго сказала мать. – Надеюсь, вы позаботились о предохранении. Мне надоело раз за разом выдавать своих фрейлин замуж. Скоро совсем без фрейлин останусь.

Ульрих со злой усмешкой покосился на брата, а Норманн закатил глаза.

Пока мать не видит, конечно.

Он подошёл к ней, склонился, предлагая опереться на руку, и они наконец отправились в Зал Совета.

– Да, кстати, про фрейлин, мама. Так как вы недавно лишились леди Элизабет, я позволю порекомендовать вам дочь маркиза Каньера. Очень, очень смышлёная девица и очень миленькая…

.

Беата

– Шершень, не мешай! Одна ошибка, одна лишняя капля, и недельный опыт насмарку, – Беата оттолкнула кота, который тёрся о её ноги и требовал внимания.

– Мяу! – ответил тот.

– Я знаю, знаю, ты давно меня потерял, соскучился по ласке и хочешь, чтобы я тебя почесала за ушком… – Беата оглянулась в поисках нужного ингредиента. Да где же он?

– Мяу! – согласился Шершень.

– Подожди, миленький. Осталось совсем чуть-чуть…

– Мяу! – в голосе кота послышалось нетерпение.

– Да-да, знаю, я всегда так говорю. Но в этот раз, правда, обещаю… – Беата подошла к стеллажу и, закусив губу, рассеянно перекладывала шкатулочки и маленькие баночки.

– Мяу! – прозвучало уже гневно.

– Не обижайся, дружочек. Я тебя очень люблю, ты же знаешь, – Беата оглянулась на обиженного друга. – Ну ладно, иди сюда, только недолго.

– Мяу! – уже сменив гнев на милость, нежно промурлыкал Шершень и подбежал, подставляя голову рукам принцессы.

Та погладила у него за ушком, между ушек, вдоль носика, почесала под подбородком, вызвав довольное урчание кота… И тут её рука зависла.

– Мяв? – недовольно вскинулся Шершень и боднул в руку.

– Шершень, ты гений! Я вспомнила, где храню пыльцу махагонки! – вскочила Беата и помчалась в другой конец лаборатории.