– Поймал! – с радостью заявил он, натужно улыбаясь.
Я улыбнулась было в ответ, но тут же принялась возмущенно отплевываться – его собранные в хвост волосы, свесившись через плечо, упали на мое лицо и попали прямо в рот.
Он потянул на себя, и вскоре мы вдвоем рухнули на нагретую крышу. Благо осеннее солнце не раскаляло черепицу, как в летние месяцы.
Мы притихли, глядя сначала в небо, а потом друг на друга, давясь смехом. Внизу, как муравьи, копошились хулиганы. Они разобрали все коробки, считая, что мы спрятались где-то под ними. Мы едва не выдали себя хохотом, когда из черного хода лавки выскочил работник, ругая задир на чем свет стоит и заставляя обратно укладывать ящики так, как они стояли.
В этот миг я подумала, что это один из самых веселых дней в моей жизни. А незнакомый мальчишка, которого я видела впервые, за какой-то ничтожный час стал понимающим другом, которым я так и не обзавелась дома.
«Вот бы он приехал ко мне в Предфор», – мелькнула отчаянная мысль. Но я была уже достаточно взрослой, чтобы не понимать, что этого никогда не произойдет. А еще я знала, что сегодня мы видимся с ним в первый и последний раз.
Стало грустно и одиноко.
– Отстриги их. Зачем мальчишке такие длинные волосы? Тебя засмеют, – с неожиданно вспыхнувшей злостью произнесла я, садясь на крышу и обнимая колени, когда шум внизу затих.
Я соврала. Как раз потому, что они мне, наоборот, безумно нравились.
– Верни мне мой кулон, – требовательно протянула руку я, не смотря на сидящего рядом. И удивилась, позорно шмыгнув носом: – Что ты делаешь?
Мальчишка возился, развязывая тугой шнурок плаща. Совсем скоро в его ладони легла подвеска – ворон с распростертыми крыльями и острым клювом. Птица была гораздо массивнее тонкого полумесяца, зажатого в его руке, но размер звеньев в цепочках оказался одинаковым, и различались они только цветом металла.
Он повернулся спиной, копошась, а когда вновь очутился ко мне лицом, то с самым довольным видом сжимал две подвески, теперь поменявшиеся цепочками. Ворону – светлая, луне – темная.
– Держи, – лишь теперь вернул он мне украшение. – Это мелочь, но пусть напоминает обо мне и об этом дне.
Я забрала кулон, зажимая новую цепочку меж пальцев. Сердце гулко стучало.
– Спасибо, – пробормотала я, представляя, как через много лет, когда уже вырасту, буду вспоминать об этой случайной встрече. Всего лишь цепочка, но она стала чем-то большим… Она стала символом.
Прощались мы спешно – нас уже потеряли родители. Я слышала зов отца, что доносился с другой стороны улицы и практически тонул в гомоне ярмарки. Стоял разгар дня, и торговля процветала. Толпы людей, двигающиеся по улицам, уносили за собой, словно течением реки. Стоило только разойтись, и, оглянувшись, я увидела лишь незнакомые лица.
Я запомнила яркое солнце того дня, облака, невесомые и полупрозрачные, лишь легкой дымкой порой прикрывавшие светило, аромат душистых яблок, корицы и лаванды. Запомнила, как ругал меня переживавший отец, а остыв, потом так же заливисто смеялся, когда я рассказала ему приключившуюся историю. Но вот как выглядел тот мальчишка, вскоре забыла. Он просто остался светлым воспоминанием, которое сохранилось со мной навсегда.
Да услышат наши молитвы,
Вернет Святая Сара плоть и кровь,
Сотрясет мир великая битва,
И изгибнет Черный Змей
В ее объятьях вновь…
Отрывок из баллады «Великое спасение»
На первый взгляд Сорол почти не изменился, разве что чуть разросся – деревянные домики беспорядочно выстроились дальше по течению одноименной реки. Многие крыши, покрытые красной глиняной черепицей, были оплетены цветущим вьюнком, в воздухе царила обычная для здешних мест влажность.
У каждого дома, под самым козырьком, висел пучок лаванды, а над окнами внутри жилищ часто виднелись ловцы снов, которые были так популярны в Исонии, где люди верили, что они сдерживают дурные сны.
Я шла по знакомым улицам, будто оцепенев изнутри. Разглядывая часто попадающиеся рисунки на стенах, где от девичьего лика, начертанного белилами, расходились, подобно солнечным лучам, линии. Последние порой заменяли бабочки, что облаком взвивались к ее голове и окружали, создавая подобие венка. Но сильнее всего меня потрясло высокое засохшее дерево с мощным стволом, ветви которого в мое время едва проглядывались из-за густой листвы. Теперь оно стало памятником, и на коре его вырезали имена погибших. Имен было не так много – пара десятков, но для города, соседствующего со светлой обителью Сорель, и этого оказалось достаточно, чтобы понять, насколько выросло влияние тьмы на землях Исонии за прошедшие годы.
Читать дальше