Алекс Анжело - Кровь и Плен

Наставники должны были наблюдать за охотой и вмешаться, если станет по-настоящему опасно. Всем ученикам было наказано использовать сигнал тревоги, если они столкнутся с чем-то непосильным.

Обернувшись, я пристально посмотрела на Коэна.

– Не стоит так переживать из-за чужих слов, – негромко произнесла я.

– Да что ты можешь знать, светлая? – раздраженно спросил Коэн.

– Ничего, кроме твоих эмоций, – сказала я.

«Слишком громких эмоций», – добавила я про себя, вспоминая то, что ощутила, когда Люций пришел на помощь диву в разговоре с Кармой Григори из ордена Черных скал.

Коэн молчал, и тогда я продолжила:

– Обуздай свою зависть, если хочешь оставаться его другом.

Мои слова заставили дива вздрогнуть, обернуться и взглянуть в глаза – испуганно и настороженно. Юноша сжал ладонь в кулак, на мгновение став беззащитным и настоящим, но потом, фыркнув, отвернулся.

– Все светлые лицемеры. Ты же смотрела на нас свысока, что изменилось?

– Возможно, я стала видеть дальше своего носа, – отозвалась я, гадая, как бы отреагировал Фредерик, если бы услышал мои слова.

Понял бы? Согласился бы или нет?

Но Коэн удивился, вновь взглянул на меня и, помедлив, с неохотой признался:

– Я не завидую Люцию. Он мой друг. Моя семья. Просто иногда думаю о том… – Теневой див замолчал, так и не договорив, несколько раз открывая рот, словно рыба, выброшенная на поверхность. И неожиданно поведал: – Карма назвала меня сыном предателя.

– Почему? – спросила я, никак не показывая, что прочитала все по губам Кармы еще за ужином.

Коэн глубоко вдохнул, переведя взгляд на свои ладони, лежавшие на коленях.

– У ордена Черных скал есть особенность – они почти не заключают брачные союзы с другими орденами, а если это все же происходит, то другой даэв обязан покинуть свой орден, изучить их веру и стать инклементием. Не подчиниться заведенному порядку и, наоборот, самому уйти из ордена считается тяжким грехом, предательством бога. Порою за это даже преследуют, а после вершат суд. – Его невидящий взгляд был обращен вдаль, он гулко сглотнул. – Мой отец, как и Люций, был старшим сыном главы и занял бы место после деда. Но он настолько любил мою мать из Северного ордена, что ушел за ней, когда она не пожелала покидать тех, с кем прожила всю жизнь. Отец стал никем в чужом ордене и изменником в своем. Когда мне было семь лет, родители погибли на охоте, а бабушка ушла годом позже. И так я остался один.

Я молчала, ощущая его грусть.

Коэн вдруг язвительно усмехнулся:

– А где же хваленое сострадание и вежливость светлых? Почему не говоришь, как тебе жаль?

– Мне жаль, Коэн, – послушно сказала я. – Но пообещай, что сам себя ты жалеть перестанешь. Надо жить дальше.

Чувствовала я себя лицемеркой, ведь сама не могла следовать своим словам. Кошмары возвращались, что бы я ни делала. В конце концов я даже смирилась с этими сновидениями и привыкла к тому, что они лишают меня сна.

– Жалеть себя… Ты ничего не понимаешь! – разозлился теневой див. – Тебя официально приняли в главную семью ордена и дали все, соответствующее этому положению. Знаешь, сколько даэвов хотело бы оказаться на твоем месте? О чем тебе сожалеть или переживать? Ты ничего не потеряла! – Его взгляд пылал, а дыхания не хватало. Заметив оглядывающегося кучера, он продолжил тише и с явной горечью: – А я так и остался никем… И никак не могу отделаться от мысли о том, что было бы, не покинь отец орден. Что, если бы мать не была столь эгоистична и не вынудила его так поступить? Сейчас я был бы сыном главы, а не прозябал в чужой тени. И такая, как Карма, не позволила бы себе подобных слов. – Коэн покачал головой, а на лице его появилась кривая самодовольная улыбка: – Нет-нет… она бы уже не один раз склонила передо мной голову.

– Но этого никогда не будет, – оборвала я его, и улыбка сползла с лица теневого дива. Не зря эмоции Коэна беспокоили меня, в них действительно было что-то ядовитое и опасное. – Ты искренне восхищаешься Люцием и любишь его родителей. Почему не радоваться тому, что имеешь прямо сейчас?

Коэн молчал, продолжая все так же хмуро смотреть на свои ладони. Тогда я заговорила вновь:

– Несколько раз мне приходилось менять эмоции людей, которые потеряли близких… И самым сложным чувством было одиночество. Одиночество убивает не хуже яда. Не с кем разделить счастливые моменты, и пугает осознание того, что ты никому не нужен, – произнесла я, глядя в никуда и растирая большим пальцем внешнюю сторону ладони. – Я пришла к мысли, что для того, чтобы быть счастливым, достаточно одного по-настоящему близкого существа. Кого-то, кто будет на твоей стороне…