– Хороший пример, – улыбнулся Азарь и сел в «своё» дробящее кресло. – Конечно, тут много нюансов, но если мы возведём эти две толпы в некий абсолют, то что мы получим? – Азарь поднял правую руку ладонью вверх. – Первая толпа – разбойники. В разбойники редко попадают хорошие воины, поскольку тех обычно ценят в княжеских или боярских дружинах. Следовательно, на большую дорогу попадают эдакие недовоины либо вообще не воины. Ратной выучкой они взять не могут, и мы это все понимаем, поскольку лично мне почти не известно случаев, когда бы разбойники нападали на дружину, хотя бояре обычно возят с собой приличные суммы. Пятьдесят разбойников могут напасть на десять дружинников, но никогда десять разбойников не нападут на пятьдесят витязей. Ребята с большого тракта умны и осторожны, хоть людская молва и зовёт их лихими. Эта лихость проявляется обычно на тех, кто слабее. И это разумно с их образом жизни, иначе бы они истребили сами себя, как явление.
– Теперь возьмём вторую толпу, – продолжал ересиарх. Он вытянул левую руку ладонью вверх и на миг перевёл дыхание. – Здесь у нас крестьяне или кметы. Вся их жизнь – это работа. По сути, это упражнения для их мускул, которые они выполняют целыми днями. То есть, когда разбойник ещё спит – кмет трудится, сиречь тренируется. Когда разбойник гуляет в трактире, просаживая награбленное – кмет тренируется. Когда разбойник выслеживает новую добычу… Я думаю, общее направление мысли ясно. Кроме того, нельзя забывать о нашей любимой мужской забаве всех неревских народов – о кулачном бое. То есть наш бедный крестьянин имеет превосходную мышечную форму, навык самых разных поединков и чувство собственной правоты. Это вообще, на самом деле, великая вещь – чувство собственной правоты. Вдумайтесь! Перед тем как пойти на кого-то войной, каждый князь вбивает в голову своим подданным и дружине, что враг был не прав, а у него – у князя, который идёт на чужую землю убивать чужой народ, есть право и даже моральная обязанность вторгнуться с дружиной. Это делать совершенно необходимо, потому что чувство собственной НЕправоты порождает груз ответственности и чувство вины. Когда мозг воина подавлен этими двумя эмоциями, его боеспособность существенно падает. Он не может всецело отдаться сражению, и часть его мыслей и энергии поглощена этими эмоциями. Но! Если воин уверен, что поступает по правде, даже если на самом деле это не так, он будет отдаваться этому делу всецело. Он – хороший, он лучше их, его врагов, тех, с кем воюет. Это даёт ему ещё и чувство собственного превосходства над ними, делает врага, в некотором роде, даже не совсем человеком – тварью, которую можно и нужно истреблять. У разбойников нет этого чувства, у них как раз наоборот – чувство собственной НЕправоты. И кроме того что им приходится сражаться с сильным противником, который изо дня в день таскает плуг по полю или ворочает мешки с мукой, который на любом празднике молотит кулаками направо и налево, так ещё бедному лиходею приходится тратить силы, чтобы побороть в себе чувство этой самой неправоты. То есть разбойник оказывается вдвойне в невыгодной позиции. Поэтому он и должен проиграть.
– Но почему тогда в большинстве случаев всё случается совсем наоборот? – желчно заметил Илия.
– А вот здесь самое интересное! – улыбнулся Азарь. – Мы с вами уже поняли, что если взять, условно, пять разбойников и пять крестьян и столкнуть их нос к носу, скорее всего, крестьяне закопают разбойников и не заметят. И наши лиходеи с большой дороги это прекрасно понимают. Поэтому в дело вступает тактика. Ну, это закон войны, – развёл руками ересиарх, – закон любого противостояния: где нельзя задавить противника в лоб, начинаешь думать. Мы с вами знаем, что в любом воинском и боевом формировании всегда используется тактика. Даже у лютичей она была. Никто и никогда не сможет её повторить, но тем не менее. И чем выше выучка воина, тем она продуманнее и интереснее. Но мы с вами помним, что в разбойники идут недовоины, поэтому их тактика проста, как тарганский шиллинг. Первое – это подавить волю противника к сопротивлению. Достигается двумя путями. Конечно, это численное либо оружейное преимущество – всегда. И менее очевидное – эффект внезапности. Грубо говоря, застать врасплох. Сбить с толку. Назовите мне хоть один случай налёта, где бы пришёл к купцу атаман и сказал: «Сегодня я заявлюсь сюда с парой своих товарищей и разнесу тебя к чертям, вычищу все твои закрома и изнасилую всех женщин». Хоть один?
Читать дальше