Леся Орбак - Закон обратного отсчета

– Раздувать? – ошеломлен Аристократ.

– Домохозяйка? – шипит Джа, привстав.

– Конечно, нет, – капитулирует Джен, подняв руки. – Джа, ты – мой бухгалтер, честь и совесть, – он кладет руку пророку на плечо, и Джа смягчается, как разбавленный тоником виски. – А вот насчет «раздувать», я тоже не согласен. Сколько этих нападений было?

– Пять или шесть, – отвечает Галстук.

– Двенадцать, – поправляет Аристократ. Друзья-адвокаты удивленно оборачиваются к нему.

«Сто сорок три» показывает Джа на пальцах под столом. По подсчетам Джена выходит немного больше. «Немного» – это если мерить каждую жизнь цифрами, чему Джен так и не научился.

А учили его настойчиво. Семь месяцев и тринадцать дней, пропахших соляркой и грубой резиной в жестяном кузове полевого джипа, плечом к плечу с пятью собратьями по спецназначению. Вода с привкусом соли, автомат поперек спины и серый песок повсюду. Джену до сих пор кажется, что он никогда не смоет, не соскребет с себя этот пепельный налет.

– И два – уже много, – говорит Джен, прикладывается к бутылке промочить пересохшее горло. – Уже недоглядели. Почему это вообще до сих пор продолжается? У полиции есть хоть какие-то версии? – наседает Джен, надеясь увести разговор в нужную сторону и выудить у этой стороны хоть что-то полезное, раз уж нарвались.

– Ни черта у них нет, – машет рукой Галстук, поднимает со стола ополовиненную бутылку, предлагая Джа и Джену.

– Не, нам и на повышение уже не резон, – отказывается за двоих инквизитор.

Джа молча грызет горлышко своей бутылки. Разочарован. Разозлен.

– Значит, и дела объединить не дали? – спрашивает он Аристократа, вернувшись к зачину их стычки. – Разве им это не выгодно тоже? То ли один висяк болтается, то ли двенадцать.

– Конечно выгодно! Но они не могут. Руки связаны.

– Чем связаны?

– Законом, – отвечает Аристократ.

Ему снова приходится держать визуальный удар пророка. Наконец, Джа опускает голову, утыкается в черную кожу своей куртки, чешет кончик носа о зубцы молнии.

– Дерьмо эти ваши законы, – бросает Джа, вскинувшись, и встает из-за стола. – Я домой.

Его провожают взглядами в спину до самой двери.

– Чего это он? – спрашивает Галстук. Вопрос тает в аккордах итальянского мотива.

Очевидно, от Джена ждали объяснений столь странного поведения, хоть какой-то реакции, но Джен неспешно допивает пиво, затем, прощаясь, жмет каждому руку и, махнув крутящейся за стойкой Юле, покидает бар. В конце концов, день не объясняет Джену, отчего он такой хреновый. Так почему Джен должен перед кем-то объясняться?

Вечерняя рыжина расползается по горизонту. У соседнего магазина снуют и бранятся друг на друга дачницы, раскладывают стульчики, выставляют на ведра с огурцами и ягодами картонки-ценники. Во дворах высоток орут вернувшиеся с уроков дети. По другую сторону дороги, в частном секторе – гудят водяные насосы, орет дурниной радио.

Джа ждет на пороге. Перекатывает кедом мелкий серый камушек.

– Я знаю, что меня опять вынесло, – нервно извиняется он. – Просто эти рафинированные…

– Да забей, – обрывает Джен. – Сами разберемся. Я договорился с Юлей, она за байками присмотрит до завтра.

Джа вскидывает голову, подставив лицо апельсиновому солнцу, собирает руками волосы в хвост и распускает за отсутствием резинки. Косая челка осыпается на глаза.

Джена солнце слепит, заставляет щуриться, прикрываться черными очками. От машин по дороге ползет пыльная поземка. Вдоль обочины изумрудными иглами топорщится трава. До дома пара сотен метров, которые хочется преодолеть за секунду. И Джен подумывает, что замки в дверях, действительно стоит поменять. На более надежные. Потому что внешняя среда совсем не внушает доверия.

Дома душно. Уезжали, бросив шторы нараспашку, даже не подумали, что солнце так пропечет воздух в комнатах, не до того было. Сейчас закатный налет выкрасил белые стены в желтый, в прямых лучах мельтешит пыль и дышать совсем нечем. Джен скидывает куртку у самого порога, на ходу стягивает футболку и бросает ее на ближайший стул. Хочется раздвинуть ребра, чтобы вдохнуть поглубже.

– Надо проветрить, – говорит он. Подходит к ближайшему окну и, дернув створку, распахивает настежь. Теплый ветер бьет в лицо запахом разросшейся у дороги полыни. Джен стоит, упираясь в подоконник руками и подставив макушку свежему воздуху, от которого еще несколько минут назад собирался забаррикадироваться.

Вот и пойми, как оно лучше – и в клетке тесно, и снаружи мерзко.