Холли Рейс - Полночные близнецы [litres]

Но мне недолго позволено пребывать в одиночестве. Я только ставлю чайник для второй чашки чая, когда входная дверь открывается и вваливается Клемми и тут же вешает свое чудовищное фиолетовое пальто на свободный колышек вешалки. Клемми уже пять лет как папина подруга, но при взгляде на нее что-то сразу подсказывает – даже такой социально невнимательной особе, как я, – что она удержалась так долго потому, что папа видит в ней скорее надежного друга, чем потенциальную спутницу жизни.

– Ферн? Что случилось? – говорит Клемми, наконец замечая меня.

– Я…

Я сбиваюсь. Я не была готова к этому. Я должна что-то ей сказать, или она сообщит папе, что я пропустила уроки.

– А ты зачем явилась? – Я неловко занимаю позицию обороны.

– Твой отец упомянул, что не успел оставить что-нибудь в холодильнике для тебя и Олли, – отвечает Клемми. – Вот я и подумала, что быстренько сооружу лазанью.

Мой желудок тут же урчит – я ведь почти не притронулась к ланчу.

– Что, опять Дженни? – спрашивает Клемми.

Я трясу головой, злясь из-за того, что у меня перехватывает горло от подступающих слез. Когда Клемми обнимает меня, я снова не могу справиться с нахлынувшими чувствами, как в столовой колледжа, и с запинкой выкладываю ей все о сообщениях Верховного мага.

– Они… они говорят, что мою маму убили.

За этим следует долгое молчание. Призрак мамы всегда был дополнительной причиной неловкости для Клемми.

– Но это невозможно, милая, – говорит наконец Клемми.

– Но ты ведь тогда не знала папу, да? – Я поднимаю на нее глаза. – Я хочу сказать, он когда-нибудь говорил тебе…

– Это не мое дело – рассуждать о… Давай-ка сядем.

И она подталкивает меня к дивану и сует мне в руки стакан сквоша [2], а я замечаю, что она избегает моего взгляда.

– Папа тебе что-то говорил? Что-то такое, чего не сказал мне?

После паузы она берет со спинки дивана одеяло и накидывает его на меня. Редко, очень редко, но мне хочется, чтобы я могла как-то наладить связь с Олли. Он всегда точно знает, что сказать, чтобы получить от людей желаемое.

– Пожалуйста, Клемми, – говорю я. – Я ничего не скажу папе. Но я заслуживаю того, чтобы знать, что именно случилось с моей мамой.

– Ну, это, наверное, ничего не значит, – отвечает наконец Клемми, садясь рядом со мной. – Просто однажды твой отец сказал мне, что на ее теле было множество… отметин. Они исчезли через пару часов после того, как он понял, что она… но они явно… явно очень встревожили его.

– Что за отметины?

– Я не уверена, милая. Он просто сказал, что ее как будто всю порезали, но ведь такого быть не могло, если ты меня понимаешь. Он сказал: «Как будто операция пошла неправильно». Ну, если я правильно запомнила.

Я думаю о шрамах на лице моего ангела-хранителя. Папе никогда не нравилось, что я ее рисую. Он старался не смотреть на мои рисунки. Теперь я понимаю почему. И незачем даже гадать, отчего он просто не сказал мне, что они его расстраивают. У нас такое не принято.

Мое сердце колотится так, что, кажется, дрожат стены.

– Ферн? Хочешь, подадим жалобу на эту особу? – говорит Клемми, сжимая мое колено. – Я могу тебе помочь в этом. Мы сможем выяснить, кто за этим стоит.

Клемми – сержант полиции, так что это как раз та область, где она действительно может оказаться полезной. Но мне совершенно не хочется обращаться в полицию. Когда я в последний раз официально имела с ними дело – после того костра, – мне обещали обязательно наказать Дженни и Олли за то, что они со мной сотворили, но все кончилось ничем. Только и получилось, что папа и Клемми много шумели, но реально не делали ничего, чтобы защитить меня. Кроме того, если они узнают, кто такой Верховный маг, я могу потерять единственный шанс больше узнать о рыцарях и о маме. Я сумею сама с этим разобраться.

– Нет. Но все равно спасибо, – говорю я.

И притворяюсь уставшей, чтобы избежать дальнейшего разговора. Она еще какое-то время суетится в кухне, пока дом не наполняется запахом расплавленного сыра, потом ставит лазанью на кухонную стойку, чтобы та остыла, и, уходя, целует меня в лоб.

Я могу испытывать смешанные чувства к милой Клемми, но как только она уходит, дом начинает казаться грозным, чего никогда прежде не было. В коридоре висят мои старые работы: суровые лица и пустынные пейзажи. Дверь спальни Олли заперта. В моей комнате ужасно холодно, потому что обогреватель сломался. Я возвращаюсь на диван и продолжаю поиски с помощью старого папиного ноутбука.