Дракончик попытался извернуться в одну сторону, в другую, но запутался он слишком сильно, и вырваться не получилось. Тогда он снова жалобно заскулил, хватая коготками воздух. Словно котёнок, которого как-то подобрал в лесу брат Ласточки и которого родители не дали оставить, ведь из-за его криков драконы могли заметить деревню сверху.
– Котёнок принесёт нам всем погибель! – заявили они, как все взрослые, преувеличенно грозным шёпотом.
– Пи-и-и-и, – жалобно пропищал дракончик. – Скуирбл. И-и-ик.
– Не надо мне тут утю-тю и хныкать, – сказала Ласточка, скрестив на груди руки. – Меня не проведёшь.
Дракончик вздохнул, закрыл глаза и затих. Он уронил крылья и свесил голову набок. Похоже, сдался и решил висеть тут, пока не умрёт с голоду.
– О хвостищи пригоревшие, – проворчала Ласточка. – Ладно, будь по-твоему, но если откусишь мне палец, я брошу тебя в реку и глазом не моргну.
Она выбралась по камням на берег, ощущая, как холодная вода плещется вокруг её щиколоток, и запустила руки в колючие заросли. Ветки царапались, и тогда она принялась отламывать их и бросать в воду, пока наконец не расчистила путь к дракончику.
Дракончик снова открыл глазки и, моргая, посмотрел на неё – не то с надеждой, не то с тревогой. Морды у драконов, конечно, выразительней, чем у ящериц, но все же им далеко до человеческих лиц, по ним ничего так запросто не поймёшь.
– Что я творю? – бормотала Ласточка, просовывая руки в переплетение колючих веток и осторожно вызволяя из него крылья дракончика, потом хвостик и лапки, пока он не упал ей на руки.
Ласточка отскочила, держа его перед собой на вытянутых руках. Она всем телом ощущала его дрожь и поняла, что ему и правда очень холодно. Ласточка прежде не прикасалась к драконам, но думала, что на ощупь они горячие, если не обжигающие, ведь у них внутри огонь.
Этот был совсем не такой: глазки бледные, водянисто-голубые, как замерзшая лужица. Он ткнулся мордочкой ей в большой палец и попытался зарыться головой в ладонь.
Ласточка осторожно поднесла его ближе. Дракончик, отчаянно дрожа, тут же вцепился когтями ей в платье и уткнулся мордочкой в шею.
– Чего ты совсем один? – спросила Ласточка. – И чего это ты мёрзнешь?
Она бережно погладила его по боку, и он, поскуливая, прижался к её руке. Ласточка всегда думала, что на ощупь шкура дракона – чешуистая, и скользкая, как у рыбы, и при этом обжигающе горячая. Шкура этого дракончика больше напоминала кожу ящерицы: гладкая и холодная, шероховатая, особенно на горле и под крыльями, где была мягче всего. Ласточка аккуратно взялась за крылышко двумя пальцами, и дракончик расправил его, уронив ей на ладонь.
Нет, этот дракончик точно её не съест. Ему больше нужна мамочка, а не пища, ну или хотя бы что-нибудь тёплое, к чему бы прижаться и свернуться клубком.
«Драконы о детёнышах заботятся? У этого, случаем, мама поблизости не летает?» Ласточке говорили не приближаться к медвежатам, потому что рядом всегда бродит мама-медведица, а про драконов она точно знала одно: услышал, как летит, – прячься.
– Ну, если и есть у тебя где-то мамочка, не больно-то она о тебе заботится, – сказала Ласточка и погладила дракончика по головке. – Ты сильно не расстраивайся, у меня самой мама не лучше.
Ощутив в сердце укол глубокой грусти и одиночества, она поспешила задавить их гневом.
Внезапно с неба раздался рев, и Ласточка припала к земле. Дракончик испуганно вцепился в неё, пытаясь забиться под мышку.
– Тише! – грубо велела Ласточка, хотя у самой сердце колотилось с неистовой силой. Хлопки крыльев раздавались совсем рядом, а ведь у реки она была как на ладони.
Прижав к себе дракончика обеими руками, Ласточка помчалась в рощу. Спотыкаясь, нырнула в ближайший куст и прижалась к стволу дерева, где её окутали темно-зелёные листья.
В прорехи между похожими на веер ветками она увидела, как в небе рыщет дракониха цвета ржавчины; как, поблёскивая жёлтыми глазами, она крутит башкой. Воздух потрескивал от жара и крохотных язычков пламени, что вырывались у неё из ноздрей.
«Охотится, – подумала Ласточка, и сердце забилось чаще. – Не избавься я от пут, эта дракониха сейчас и рвала бы меня на части».
Прищурившись, Ласточка разглядела на морде у драконихи отметину – странный ожог, который дымился, как свежий.
– ГР-Р-Р-Р! – проревела она в небе. – А-А-А-АР-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!
Рев напоминал человеческий. Говорить такое о драконьей речи было глупо, но что-то в ней напомнило голос матери, когда та звала Ласточку – если той случалось взбеситься и убежать в лес. В голосе драконихи слышались гнев, безумие и тревога одновременно.
Читать дальше