Марина Александрова - Властители льдов [litres]

– Да, там очень хорошо, – несколько отстраненно прошептал мальчик.

– А теперь закрой глаза, Шонайя. Закрой их и забудь обо всем. Есть только покой, только умиротворение, что плещется на самом дне, ступай туда…

– Всё, – посмотрела на Тэо, который сейчас, так же как и я, выпустил Тень, что черными провалами отразилась в наших глазах.

– Быстро ты его, – хмыкнул он, подходя ближе ко мне.

– Начнем от центра, – указала я на солнечное сплетение мальчика, где энергетические потоки сбивались в один непонятный комок. Некоторые из них, вместо голубоватого, имели грязно-коричневый или серый цвет, и это было хуже всего. – Ты слева, я справа, на время, пока работаем, будем «питать» через себя. Потом попробуем запустить всю систему…

– Ты похожа сейчас на Сэ’Паи Лима, когда он ведет урок анатомии, жутко ужас какой как, – хмыкнул Тэо, но послушно выполняя указания.

– Не отвлекайся, впереди у нас около четырнадцати часов работы. Потом сделаем перерыв, и еще около пяти часов, если все пойдет хорошо.

– Тогда начнем.

Со стороны могло показаться, что двое взрослых людей каменным изваянием замерли над обнаженным телом спящего ребенка. Но если бы кто-нибудь взглянул на происходящее так, как могли это сделать мы, то увидели бы, как наши Тени вытягивают, выравнивают, чистят, питают сантиметр за сантиметром энергетической сути ребенка. Распутать то, что было спутано не нами, а дано от рождения, было невероятно сложно. Важно было не пропустить ни одного участка, не оставить ни одного сплетения. Выровнять, выложить все как следует, как должно было быть.

– Я умиляюсь, – где-то ближе к ночи первым заговорил Тэо вслух, не решаясь прервать умственного сосредоточения неосторожной мыслью. – Наш мальчик будет очень светлым человеком, правда ведь мы молодцы?

– Помолчи лучше и проверь второй слой, даже я вижу, что ты напутал, – буркнула в ответ, не отвлекаясь от поставленной задачи.

– И правда, вот… зараза, – фыркнул он, вмиг вернув себе серьезность и уже не отвлекаясь на разговоры.

Мы закончили с первыми лучами солнца. Когда комната налилась предрассветным багрянцем, мы оба знали, что сделали все, что могли. Осознание этого несло необыкновенное чувство удовлетворения, как и радость от понимания, что смогли помочь. Но то, что мы сделали это, еще не означало, что все удалось. Оставалось еще самое важное, позволить Шонайе «задышать» самостоятельно. Без нашей помощи и поддержки. Если у нас ничего не вышло, то стоит нам отпустить его, как все потоки просто свернутся в исходное положение, и вся работа окажется просто бесполезной. Хотя нет, теперь мы будем знать, что сделали что-то не так, а значит в следующий раз…

– Так, спокойно, не нервничай, еще ничего не ясно. Отпускаем одновременно и следим, – жестко сказал Тэо, заглядывая мне в глаза.

Мы смотрели на Шонайя, но каждый из нас видел не тело ребенка, мы наблюдали за переплетением энергетических потоков в нем, которые пронизывали всю его оболочку, точно кровеносная система человека, только вместо крови по голубым мерцающим потокам текла энергия, которая определяла само его существование. Прекратив подпитывать своими силами тело ребенка, мы наблюдали за тем, как несмело он начинает делать это самостоятельно. С замиранием сердца я следила за тем, как сияющая энергия разливается по телу ребенка. И каждый раз, стоило ей замедлиться, я боялась, что вот-вот вся наша работа окажется напрасной тратой времени и сил, а потоки, что с таким трудом были восстановлены, просто сомкнутся, возвращаясь в свое исходное состояние. Но шли секунды, словно часы тянулись минуты, и когда уже через неполный час все оставалось, как прежде, не скрывая облегчения, мы с улыбкой посмотрели друг на друга.

– Кажется… – сказал Тэо, подходя ближе к Шонайе.

– Кажется, – повторила я, наклоняясь над лицом мальчика и вслушиваясь в ритм его дыхания.

В этот момент густые реснички мальчика затрепетали, он взволнованно нахмурился и в тот же миг распахнул глаза. Глаза, которые так привыкли отражать всю ту внутреннюю боль этого маленького человека, что даже только открывшись, они увлекали всей той горечью, что скопилась на их дне за эти долгие годы.

– Шонайя, – тихонько позвала я его. – Не знаю, как тебе сказать, – заговорила я, следя за его реакцией. – Но что-то пошло не так, и ты проспал год, – совершенно серьезно сказала я.

– Что? – испуганно воззрился он на меня. – Правда?! – борясь с хрипотой в голосе, почти прокричал он.