Вадим Панов - Тёмные церемонии [litres]

– Глупо называть марку одежды формой протеста, но если других способов выразить своё отношение к происходящему не осталось, то почему нет?

– «MG» – не марка, – проворчал Антон.

– А что?

– Угроза.

– Альянсу? – Сергей покачал головой: – Не смеши меня, брат.

– Можешь смеяться, но они расценивают «MG» как высказанную угрозу. Ведь все прекрасно знают, что означают буквы.

«Must Go!»

Дерзкое предложение Консулу убраться и оставить Город в покое.

Свою фразу Антон произнёс чуть громче, чем следовало, и тем привлёк внимание ребят за соседними столиками. К разговору они не присоединились, но, судя по заинтересованным взглядам, начали прислушиваться.

– Иногда надпись на шмотках – это просто надпись на шмотках, – вздохнул Сергей.

– В этих надписях – наше отношение к происходящему.

– Мы говорим «фи», но всё равно хаваем, что дают.

– Пока хаваем, – негромко уточнила девушка.

– Рано или поздно нам это надоест, – согласился Антон.

– Или мы успокоимся и получим лицензии Альянса.

До сих пор Антону казалось, что Лисс полностью его поддерживает, и, услышав последнее утверждение, полукровка растерялся:

– Ты серьёзно?

Но вместо девушки ответил Сергей:

– А что мы можем сделать?

– Ничего, – уныло поддержал его парень с соседнего столика. Судя по светлым волосам и мощному сложению – молодой люд.

– Ты действительно считаешь, что ничего? – спросил Антон у друга.

Сергей развёл руками.

– Лисс?

– Я не знаю, – честно ответила девушка. – Я понимаю, что, сидя на заднице, мы ничего не изменим, но пока не представляю, что нужно сделать и как.

– Достаточно того, что мы выражаем своё несогласие, – упрямо продолжил Антон. – Это уже много.

– Собираемся в «Михельсоне» в протестных шмотках?

– Это уже много.

– Скоро не будет.

– Потому что «Михельсон» закроют?

– Потому что нам надоест, – объяснила Лисс.

– Без движухи любой протест затухает, – поддержали девушку остановившиеся у столика эрлийцы. Того, что повыше, звали Хинус, второго девушка не знала. – Тем более не протест, а робкое несогласие.

– Почему робкое? Просто – несогласие.

– Движуха обычно плохо заканчивается, – заметил белобрысый.

– Поэтому сейчас все осторожны.

– Даже Джира? – подняла брови Лисс.

И по наступившей тишине поняла, что угодила в точку.

Все в «Михельсоне» знали историю молодой ведьмы, публично отказавшейся получать лицензию Альянса. В её случае – обязательную лицензию, поскольку Джира была боевым магом. Очень талантливым. Очень сильным. Но девушка публично заявила, что у неё уже есть лицензия – Зелёного Дома – и никакой другой ей не требуется. Её попытались уговорить – бесполезно, её обвинили в нарушении режима секретности – ей удалось скрыться. С тех пор Джира стала для молодёжи Города иконой, и даже обвинение в убийстве… хоть и шокировало, но пока не оттолкнуло от неё почитателей – все сошлись во мнении, что Джира защищалась.

– Джира тоже должна быть осторожной? – повторила Лисс. – Или ей следовало быть послушной?

– Она могла получить лицензию.

– У неё есть лицензия.

Какое-то время за столиком царила тишина, после чего один из эрлийцев неуверенно сказал:

– Ей нужно быть осторожной, чтобы не попасться.

– Если наша цель – не попасться, то зачем осторожничать? – притворно удивился Антон. – Достаточно просто ничего не делать.

– Что значит «ничего не делать»?

– Не оказывать сопротивления.

– Ты совсем дурной? – взвился Сергей. – С кем ты собрался воевать?

– Сопротивляться – не обязательно воевать.

Эрлийцы переглянулись, но промолчали.

– Но очень быстро становится обязательно, – вздохнул белобрысый. – Победа манит очень сильно, кажется, что нужно всего лишь надавить – и желаемое упадёт тебе в руки… Но так только кажется.

– Будут давить?

– Если почувствуют сопротивление – обязательно.

– А если не почувствуют?

– Если не почувствуют, то сделают задуманное без давления и лишних усилий. Просто сделают.

– Но что именно сделают? – воскликнул кто-то из окруживших столик ребят. – В смысле, я просто пытаюсь понять, куда мы катимся?

– Мы катимся туда, где выражать свои мысли можно будет только с разрешения, – твёрдо ответил Антон. – И мысли эти должны будут быть только разрешёнными.

– А когда было иначе? – вздохнул Сергей.

– Всегда.

– Всегда ты мог говорить что угодно… о других Домах. А о своём – только хорошее.