А. Райро - Пять грязных искусств [litres]

Я приподнял затылок Сильвер и надел на нее нитку с мерцающим круглым кулоном. Директор уже не смотрела на меня, она теряла сознание, уходила в небытие, оставляла этот мир…

Я уже собрался взять ее на руки, но тут услышал за спиной скрип стекла. Вскочил и обернулся.

В зал вошла Сильвия, бледная, заплаканная, с трясущимися руками.

– Тео… что здесь… – выдохнула она, с ужасом оглядывая зал и мертвые тела.

– Уходи, – бросил я ей.

Она мотнула головой.

– Дядя пытался увезти меня насильно, но я вырвалась и сбежала… я без тебя никуда не поеду… Тео… там гвардейцы сняли оцепление, разбежались кто куда, суматоха, что-то происходит, я слышала крики… там, на улице… а тут выстрелы. Ничего не понимаю, Тео.

На эту блаженную принцессу мне было особенно наплевать.

Но тут в зал вслед за Сильвией ворвался запыхавшийся тэн Зивард с винтовкой наперевес.

– Ваше высочество, нужно немедленно уезжать, иначе не успеем… – Он смолк, увидев меня живым.

Избитым, окровавленным, раненым, но все же живым.

А потом он заметил лежащего без движения Херефорда, от неожиданности открыл рот и с ужасом посмотрел на меня.

– Ах ты ублюдок…

Забыв о Сильвии, Зивард вскинул винтовку.

Но я опередил его – мой гравитационный эрг отшвырнул тэна на ту же самую стену, к которой до этого меня придавил Херефорд. Зивард был обычным человеком, и против меня у него не было шансов.

– Тео… Тео, что ты делаешь? – всхлипнула испуганная до смерти Сильвия. – Тэо, это же Эдуард!

Я направился к распятому на стене Зиварду, а тот с диким трепетом смотрел на меня. Он ждал расправы. Прямо на ходу я поднял в воздух все осколки стекла, какими был усыпан пол, и они послушно собрались вокруг меня, готовые выполнить любой мой приказ.

– Тео! Нет! – закричала Сильвия, с воплем отшатываясь к двери.

Не сбавляя шага, я выставил руку ладонью вперед, и весь стеклянный рой устремился в Зиварда, на лету мутируя в смертоносные крупные иглы.

Сильвия зажмурилась и завизжала.

Правда, по моей задумке в тэна попали не все иглы, убивать его сразу я не собирался. Тело мужчины пригвоздило к стене, но крик боли он сдержал, до крови закусив губу.

Сильвия продолжала визжать, а я в это время подошел к Зиварду.

– Все эти дни я помнил о пуле, тэн, как вы и просили, – сказал я ему. – А теперь ответьте, где моя сестра Ребекка?

Губы тэна задрожали так сильно, что он еле смог выговорить:

– В Эг… Эг… вуде.

– Как мне ее оттуда забрать?

Тэн не ответил. Я без раздумий достал из кобуры револьвер, взвел курок и молча выстрелил Зиварду в бедро, дробя ему кость.

Сильвия опять завизжала.

– Тео! Господи! Ты сошел с ума… – и упала в обморок прямо у двери.

Вот теперь Зивард завопил, заголосил, заорал, как безумный. И как только он притих, не в силах больше орать, я терпеливо повторил свой вопрос:

– Как мне забрать Ребекку из Эгвуда, тэн?

Глаза мужчины наполнились слезами, те потекли по-мертвецки бледным и оцарапанным щекам, оставляя на них блестящие дорожки, пропитывая солью порезы.

– Ше… Ше… Шеридан… – выдавил он еле слышно. – Скажешь… скажешь пароль: «У меня послание для безродной красотки». Он тебя… допустит… к Ребекке.

– Для безродной красотки?

– Да…

Я взвел курок и приставил револьвер ко второй ноге Зиварда. Тот зажмурился, готовясь к выстрелу и новой порции боли. Только тратить драгоценную последнюю пулю на этого ублюдка я не собирался. Я мог убить его другим способом.

Только не успел.

В коридоре послышались тяжеловесные неритмичные шаги и шумное скулящее дыхание, будто шел не человек, а животное… гигантское животное.

Я медленно обернулся, и при одном только взгляде на дверь меня окатило холодным потом.

Еле вмещаясь в дверной проем, в зал настойчиво лезло нечто. Сначала показалась его голова, вытянутая, безволосая и безносая, с круглым ртом и бездонными пустыми глазницами.

Длинные передние лапы сжали и почти без усилий проломили колоды в попытке расширить вход. Оно сгорбилось, втащило огромное худое тело, обтянутое серой и блестящей кожей с мелкими хитиновыми чешуйками, и шагнуло вперед, выставив когтистую перепончатую лапу и проскребя верх проема костяным веером хребта.

От охватившего меня ужаса я не мог пошевелиться.

Да я даже дышать был не в состоянии.

Оцепенев, смотрел, как оно входит в зал, занимает собой все пространство, с шумом втягивает воздух жерлом-ртом, устланным частоколом мелких треугольных зубов.