Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга. Тихий город

Кто-то скажет повезло, но я не верю в везение. Как по мне, ходит рядом с каждым из нас неведомая сила, она и не пускает дальше дозволенной черты. За нас решает жить, или умереть, чем заниматься, кем быть? Она же и удерживает, а пожелает столкнёт на камни или на зубастого зверя выведет. В тот день, когда пятиэтажка рассыпалась, это она меня уберегла, не дала пропасть, показала себя, обозначила.

Теперь-то я точно знаю, и у домов есть душа. Болеют они страдают, кричат, плачут. Услыхал я, когда домина падала, в грохоте и неразберихе едва различимый стон, хриплый, утробный, точно последний выдох. И не только услыхал, почувствовал. Из окошка в подвал могильным холодом обдало, да так что едва на ногах устоял. В ушах гул, звон, того глядишь голова расколется, а потом всё стихло, словно и не было ничего. Первое что подумал — помер. До этого случая я не знавал такой тишины. Холодно стало, тихо как в могиле, и вдруг как закричат. Кто и про что кричали, не понятно. Сердце колотится, руки дрожат. Где-то неподалёку заплакал ребёнок, плакал недолго, а потом как засмеётся, громко, заливисто. Я уши руками зажал, не помогло, смех разрывает голову, в лоб молотком стучит, а в затылок точно иглами колют.

Было ещё что-то. Врать не хочу, может и почудилось. Глядели на меня со всех сторон. А еще, шептали десятки, сотни голосов. Слова слышал мудрёные какие-то, непонятные, чужие словца. Сердце защемило, ноги отяжели. А потом всё почернело, и я провалился в беспамятство.

Тайник у меня был в том доме что развалился, на втором этаже за поломанным шкафом добро припрятал. Хорошо, что не дошёл, шнурок развязался. Остановился всего на минуту, тем и спасся. Спешил я очень, торопился. Хотел барахлишко забрать, а вот что припрятал сейчас и не припомню, да это уже и не важно. Я тот день никогда не забуду, детский плач, смех, шепот. И то, как соседние дома отвечали громким воем умирающему брату, тоже не забыть. Всякий раз как вспоминаю, волосы дыбом, к горлу ком подкатывает.

Уверен, технари тоже услыхали что-то похожее. Не зря они этот угол дорогой к небу прозвали. Потому-то и крест на самой верхотуре поставили. Хотя кто знает, может я и ошибаюсь? Эти товарищи иногда чудят не меньше, а когда и больше пришибленных. Шумят в городе, да так громко, словно нет лиходеев и дикого зверья. Забираются в такие места, о которых мне и думать страшно. Технарям не нужны ножи и кастрюли, да и колечками они не интересуются. Трубы, провода и всякие мне непонятные механизмы им подавай. В подвалы опускаются, по чердакам шастают. Лично меня, что в подвал что на чердак и на верёвке не затащишь. Там, хоть одна зверюга да спрячется. А ещё, эти ненормальные куда не придут стены долбят и ямы роют. Наверное, и в тот день под самым домом что-то рыли, копали. Потому-то и обвалился домина. А когда начало всё рушиться, технари только и могли как глядеть на падающие камни, ждать своей смерти. Прошла мимо костлявая, пожалела.

После пережитого, те что из-под завалов выбрались за забор не выходят. Сидят в своём посёлке, в Тихий и носа не суют. О том, что там увидали, впервые дни наперебой трезвонили, а потом как воды в рот набрали. С чего вдруг замолчали, непонятно?

Не все остались в посёлке. Знаю я одного, Тихоном звать. Ушёл он от технарей, перебрался в Бочку, работает в коптильне у Хабибулы. Запомнил Тихон на весь оставшийся век как земля стонет, и пыль глаза застилает. А ещё, слышал стоны и шепот. Видал кого-то, но кого не говорит. Сболтнул разок — привиделось что-то живое, огромное. Тихон в город не ходок, боится. Говорит, ему туда дорога закрыта, ослушается умрёт. Обвались и он, угол дома, братская могила для технарей. Тихон мне раз десять об этом повторил, точно я глухой или с памятью не в ладах.

Но как не крути, даже в плохом всегда найдётся хорошее. Высотка, разваливаясь тряхнула землю, да так сильно что на соседей улице тоннель обрушился.

Из той дыры, что когда-то давно служила переходом, даже днём разная гадость выползала. Лохматые рогоносы, чёрные тараканы. Но самые гадкие и мерзкие это кракули, молодняк серых пиявок. Эти кровососы даже маленькие грозят большими неприятностями. Прозеваешь и привет родному посёлку, кракулёнышы большие мастера на потолках прятаться. Свалится на голову маленькая дрянь и всё, поминай, как звали. Это одна из многих причин почему я не любитель по подвалам, да подземельям шастать.

Там, где нет солнечного света взрослые кракули, они же серые пиявки всем заправляют. Эти мерзкие твари, бросаются на всё что шевелится. Своей молодью тоже не брезгуют. Потому-то и жмутся кракулёныши ближе к выходу, лезут на потолки и стены. В большие кучи на ночь собираются, что бы папашки да мамашки не сожрали. А ближе к утру разбредаются, им тоже чего-то есть нужно, охотятся. Нападать ещё не умеют, да и куда им, зубы только на пятом году прорезаются, да и размерами не вышли. Самый большой которого я встречал с полметра длинны, толщиной с кулак. Мелочь пузатая. Но у этих гадов своё возрастное оружие имеется. Клейкой, ядовитой слизью округу пачкают. Человек или зверь в эту гадость залезет и приклеится. Зверюге быстрая смерть, яд что в слизи, убивает не мгновенно, но и ждать не долго. А вот наш брат может и выживет, если из ботинок удачно выберется и босыми ногами в слизь не угодит. Раньше, это место все обходили, но теперь здесь почти безопасно. Если кто и несёт угрозу так это слизни, синяя плесень, а ещё ползучие грибы что живут в выбоинах и трещинах, они и есть главные виновники всех разрушений и основная еда крылатых, ползающих и мелких обитателей города. Куда не глянь, каждая колючка, листочек или букашка, все норовят уколоть или ужалить. Ну да ладно, нужно поспешить, ночь близится, а мне к Бочке через сквер пробираться.